Чувство ужаса столь велико, что облегчения практически не чувствуется. Ужасно, что более ста заложников погибли в ходе освобождения. Ужасно, что применялся газ, который был, в лучшем случае, усыпляющим газом, примененным в большой, смертельной для жертв концентрации, а в худшем - боевым отравляющим веществом, запрещенным международным сообществом. Ужасно, что Путин не побоялся пойти на такой большой риск при штурме московского Театрального центра. Была ли это действительно отчаянная попытка спасти как можно больше человеческих жизней? Или речь шла о военной акции, связанной с резонами государства? Шла ли речь, в конечном итоге, прежде всего, о победе в одном из сражений в войне России против сепаратистской Чечни, или о том, чтобы во всяком случае, не проиграть это сражение?
Два дня спустя после завершения драмы с заложниками в Москве многие вопросы остаются открытыми. Следует ставить острые вопросы, но не нужно давать на них поспешные ответы. Сотни людей спасены. Кто знает, были бы они сегодня еще живы, прояви Путин бездеятельность? Кто может утверждать, будто штурм Театрального центра был альтернативой применению газа, что какой-нибудь из террористов не смог бы тогда взорвать себя вместе со взрывчаткой, которой он был обвешан? Ведь, в конечном счете, террористы пришли туда как камикадзе и были решительно настроены на массовое убийство.
Не будет преувеличением, рассматривать 23 октября 2002 года как 11 сентября России. Террористические акты против Всемирного торгового центра в Нью-Йорке и Пентагона в Вашингтоне были совершены камикадзе, которые хотели уничтожить по возможности максимальное количество безвинных людей. В Америке, как и в России, террористы хотели выразить свою ненависть к политически мощному, превосходно вооруженному в военном отношении противнику и одновременно дать ему прочувствовать его же собственное бессилие. То, что чеченцы в Москве увязывали захват заложников с политическими требованиями, ничего не меняет. Дело в том, что условие, чтобы Россия оставила Чечню боевикам, было невыполнимым, об этом не могло быть никаких переговоров даже под угрозой массовго уничтожения заложников.
Владимир Путин сравнивал чеченский терроризм с бен Ладеном (Bin Laden) и его организацией «Аль-Каида» еще в момент террористических актов в Америке. Доказательств этому столь же мало, сколь мало и доказательств связей с ними Саддама Хусейна (Saddam Hussein). Все же возможно, что террор против Америки имеет мало общего с террором против России, как и террористические акты террористов-камикадзе в Израиле имеют мало общего с преступлением на Бали. Формы проявления терроризма в мире везде одинаковы, похожи политические корни и почти всегда свою роль играет религиозный фанатизм, ссылающийся на ислам. Но не существует организации или какого-то человека, играющих роль центра координации этого террора. Поскольку, если бы такой центр существовал, войну против терроризма можно было бы выиграть намного легче.
Однако Путина в этой борьбе многое связывает с американским президентом Джорджем Бушем (George Bush). Оба воспринимают себя не преступниками, а бойцами. Для обоих борьба с терроризмом - дело не полиции, а военных. Буш ищет решительного сражения в Ираке, Путин будет его искать - еще раз - в Чечне. Бушу в военном плане легче выиграть «свою» войну: Америка уже однажды побеждала Ирак в первой войне в Персидском заливе, не доводя дело до захвата Багдада. Россия, напротив, однажды уже была унижена в Чечне.
В войне против террора мировая держава США и великая держава Россия будут в большей степени, чем прежде, делать ставку на военную силу. У европейцев, скажем, у скептически настроенных немцев, вряд ли есть идеи и еще меньше политического веса, чтобы ликвидировать «кризисную дугу», проходящую от Пакистана через Кавказ до Ближнего Востока и Магреба, путем разрешения региональных конфликтов дипломатическими средствами. А Организация Объединенных наций способна на это тем меньше, чем сильнее в этом замешаны два постоянных члена Совета безопасности. После 23-го октября, после кровавой драмы с заложниками в московском Театральном центре, в мире станет еще неспокойнее.
