Карлос Таибо - профессор кафедры политологии Мадридского Автономного Университета
Похоже, в мире, в котором мы живем, нам придется постоянно быть готовыми к тому, что спектакли, подобные разыгранному в московском театре, будут оживлять наш, уже успевший околеть интерес к конфликту, на протяжении уже длительного времени раздирающему Чечню. Кстати, одному из многих, для ослабления которого правительство, не слишком-то заботящееся о соблюдении прав человека, предприняло за последние тринадцать месяцев какие-то шаги, и, опираясь на скупое одобрение международного сообщества, предпочло еще больше завернуть гайки в проведении совершенно не образцовой политики.
Кроме всего прочего, операция боевиков вновь оживила все ту же череду новостей. Что касается лиц, несущих ответственность за проведение нападения, то назывались самые различные имена - от Мовлади Удугова до Мовсара Бараева; вспомнили - а как же без них - и окружение Шамиля Басаева и вездесущую тень Усамы бен Ладена (Osama Bin Laden). И, наконец, вспомнили, что все проведенные в российской столице терракты, приписываемые чеченским боевикам, рождали оживленную полемику, в ходе которых неоднократно говорилось о возможном участии в них российских спецслужб. Последняя крупная дискуссия, возникшая после событий сентября 1999 года, когда снаряды, заложенные в двух домах в спальных районах Москвы (доказать то, что люди, подобные Басаеву, к этому причастны так и не смогли) позволила Владимиру Путину, на тот момент еще премьер-министру, повторно вернуться к военному решению конфликта в этой сепаратистской республике. Сегодня аналитики наверняка будут задаваться вопросом, как могло получиться, что такая большая группировка боевиков, имеющих при себе оружие и взрывчатку, может вольготно действовать, а российская милиция даже не замечает этого.
Но, оставив подобные спекуляции в стороне, обратимся все же к чеченскому конфликту, который, похоже, лежит в основе захвата заложников в Москве. Описать ситуацию в этой раздираемой страданиями стране, не составляет труда: хотя позиция российских военных на сегодняшний день более выгодна, нежели во время войны 1994-1996 гг., сопротивление боевиков остается по-прежнему жестоким в южных, горных районах республики. И не только это: вот уже некоторое время как - и это несмотря на подозрения, зародившиеся после сентябрьских нападений 2001 года на США - значительно выросли способности боевиков проводить операции городах северных регионов страны. На десерт: показательно и то, что Кремль упорствует в своем нежелании сократить число солдат на территории Чечни.
Картина дополняется полудюжиной фактов, не внушающих практически никакой надежды. Первый нам напомнит о том, что оказался неудачным - причем это не подлежит сомнению - проект создания в республике прорусской администрации. Сегодняшние руководители Чечни явно не пользуются уважением не только местных жителей, но и, как говорят, их московских покровителей.
Во вторую очередь, интересующая нас неудача в некоторой степени зависит от нежизнеспособности формул, предлагаемых для восстановления экономики страны, следом за которым смогут вернуться и беженцы. Возобновление войны стало в этом смысле решающим.
Третий выдающийся факт показывает нам, что центральный элемент кремлевской стратегии по прошествии времени начинает приносить негативные эффекты. Здесь речь идет о демонизации всего чеченского сопротивления, без различия между радикалами и умеренными. Благодаря такой маниакальной форме рассуждения, Москва осталась, в конце концов, без реальных собеседников с другой стороны. Это, безусловно, никоим образом не устраивает сдержанных политиков, критикующих стратегию Путина, таких как, к примеру, бывший премьер-министр Евгений Примаков.
Четвертое важное обстоятельство - это отсутствие у российских политиков какого-либо политического проекта, делающего реальной перспективу переговоров и уступок сепаратистам. В действительности же единственным предложением, вынесенным Путиным по данному вопросу, было сделанное в конце сентября 2001 года заявление, что судьи будут великодушны к боевикам, добровольно сдавшим оружие. Подобное предложение было сделано в струе нового репрессивного мирового порядка, получившего право на существование после нападений в Нью-Йорке и Вашингтоне. При этом, как можно видеть, он не имел никакого отношения к великодушию и совершенно не удовлетворял основное требование боевиков: признать право Чечни на самоопределение, что Россия должна была сделать в соответствии с Хасавюртскими соглашениями, подписанным летом 1996 года.
И, наконец, к этой печальной череде правонарушений стоит добавить тот факт, что российская армия устроила в Чечне настоящую оргию насилия, что ни вызвало никакой обеспокоенности в наших кабинетах: здесь, как и во многих других конфликтах, государство, проводящее террор, действует как ему заблагорассудится. Хотя всем и известно, что сначала второй чеченской войны в октябре 1999 года, погибло уже 4500 российских солдат, никто даже не отваживается назвать хотя бы приблизительное число жертв среди чеченцев.
В остальном же, президент Путин находится в весьма деликатной ситуации. В то время как часть общества и верхушка военного ведомства (хорошо, что с некоторым исключением) просит президента придерживаться политики жесткой руки, все чаще раздаются голоса в поддержку ведения переговоров. Имея в наличии застрявший на мертвой точке, опасный вооруженный конфликт, можно, по крайней мере, сказать, что Путин не извлек никакой для себя выгоды из бесконечной череды несчастий, обрушившихся на планету после 11 сентября 2001 года.
