Во всей трагедии, связанной с захватом московского Театрального центра чеченскими боевиками, один человек показал себя настоящим героем. Его зовут Андрей Сельцовский. Он является руководителем комитета здравоохранения правительства Москвы, а его героизм заключается в одной простой вещи: он признал, что все погибшие заложники, за исключением двух человек, погибли из-за воздействия таинственного газа.
Именно это следовало из съемок наваленных в кучу тел и задыхающихся выживших заложников. Именно это подозревали слушавшие его журналисты, и только один Сельцовский сказал об этом. На Западе от человека, занимающего аналогичную должность, и не ожидали бы ничего другого. Однако в России для того, чтобы говорить правду, все еще необходимо иметь смелость.
Гигантский спрут, управляющий страной, гораздо лучше умеет скрывать факты, чем править. В 2002 году мы могли бы надеяться на что-либо иное, однако правда заключается с том, что ситуация всегда была именно такой. Царская секретная полиция систематизировала издавна присущую Кремлю тягу к сокрытию информации. Ее советские преемники подхватили эту привычку, а новая Россия, возглавляемая ныне бывшим агентом КГБ, показательно не отказалась от этого обычая.
Поэтому московским врачам не было сказано, какой газ будет использоваться. Не было подготовлено достаточное количество антидота. Официальные объяснения, заключающиеся в том, что спецназ начал штурм ранним утром, просто-напросто не имеют смысла, и вчера, три дня спустя после завершения операции, родственники некоторых заложников все еще рыскали по городу, не зная, придется ли им скорбеть или плакать от радости.
Штурм был кошмаром для всего руководства, а его развязка, несомненно, могла бы быть более кровавой. Однако реакция президента Путина и тех, кто применяет силу и использует информацию от его имени, выдает не только привычку к секретности, но и безразличие к судьбе рядовых россиян, которым угрожает остановка обещанных им реформ.
Мы живем при Путине три года. Он, вероятно, является самым популярным избранным руководителем государства за последние сто лет, а возможно и за всю историю. Несмотря на это, он первый руководитель, который настолько зависит от внешнего мира, и это накладывает на него определенные ограничения. В то время как все внимание Москвы приковано к больничным койкам, остальной мир снова задается вопросом: серьезен ли Путин в своих намерениях повернуть Россию к Западу, и если да, справится ли он с этим?
Первые сигналы были очень противоречивыми. 70 процентов населения одобряют его деятельность, и, по данным государственных средств массовой информации, его рейтинг держится на данном уровне с тех самых пор, как он отреагировал на осуществленное чеченцами в 1999 году вторжение в Дагестан с яростью, которой мог бы гордиться Иван Грозный. С такой же решимостью он выдавил из бизнеса критиковавшие его средства массовой информации. Одновременно он заявил западным лидерам, что Россия не сможет идти вперед без их помощи, и в каждой зарубежной поездке он обхаживал потенциальных инвесторов.
Шизофреническое руководство Путина самым ярким образом проявилось на деловом завтраке, состоявшемся в Мадриде два года назад, когда появилась новость о том, что арестован владелец последнего российского независимого телевизионного канала Владимир Гусинский. Испанские промышленники захотели узнать взгляды Путина на свободу прессы. Так он просто-напросто не знал, почему их это интересует.
С тех пор он победил многих скептиков. Любой приехавший в Москву человек может убедиться, что в борьбе между смотрящими на Запад деловыми кругами и националистами или коммунистами побеждают деловые круги. Город никогда не выглядел лучше. Полноприводных "Мерседесов" М-класса в Москве больше, чем в Штутгарте. Везде можно поесть суши, а культ шикарных офисов способствовал строительству блестящих многоэтажных офисных зданий по всему городу, от южных окраин до берегов Москвы-реки. Путин также добился значительного успеха там, где Ельцин только делал громогласные заявления и ругался. Он начал осуществлять первую серьезную земельную реформу в России со времен Октябрьской революции. Он ввел плоскую 13-проценттную шкалу подоходного налога, установил такой уровень прозрачности военного бюджета, о котором еще пять лет назад нельзя было и мечтать, и, что самое важное, настоял на увеличении на одну треть расходов на осуществление юридической и правовой реформ, без которых новые законы будут обычной бумагой.
Что касается международных отношений, он облегченно, если не охотно, смирился с расширением НАТО и Европейского Союза на восток, а после событий 11 сентября прошлого года поддерживает отличные отношения с Вашингтоном. То, что президент Буш так нуждается в поддержке Путина по Ираку, показывает, что Путин приобрел вес на международной арене.
Но как это отражается на его избирателях? Стала ли их страна более западной, чем она была в 1999 году или даже в 1991 году? Посмотрите на что-нибудь другое кроме рекламных щитов, съездите в Россию куда-нибудь за пределы ее изолированной столицы, и ответ будет четким: "нет".
Государственная и региональная бюрократическая машина до сих пор на каждом шагу душит бизнес, реформы и свободы. ФСБ, преемница КГБ, гораздо прочнее закрепилась на вершине властных структур, чем когда-либо со времен распада Советского Союза. Коррупция процветает по прежнему, долги бюджетникам снова растут, а мэр Москвы, бросая вызов истории, высказался за возвращение на Лубянку огромного памятника Феликсу Дзержинскому, демонтаж которого в свое время символизировал окончание эпохи советского коммунизма.
Кроме того, есть Чечня, свербящая, кровоточащая рана на кавказской окраине России, где каждую неделю погибают 15 российских солдат, представляющих продажную, деморализованную армию оккупантов, ведущих войну, выигранную, по словам Кремля, еще два года назад.
Путин объясняет бомбардировки Грозного тем, что любые уступки чеченским сепаратистам могут немедленно привести к распаду Российской Федерации. Однако эта предпосылка неверна: даже соседи чеченцев - дагестанцы оказали сопротивление попытке вторгшихся из Чечни боевиков установить в 1999 году общее исламское государство на Северном Кавказе, а мысль о том, что расположенная в центральной части России мусульманская республика Татарстан попытается выйти из состава России, просто нереальна.
Если бы Путин на самом деле мыслил по-западному, то он бы уже нашел политическое решение чеченской проблемы. Вместо этого он, как и сами чеченцы, выбрал смертельный коктейль из мести и одностороннего взгляда на конфликт.
В ходе президентских выборов в 2000 году он пообещал избирателям "диктатуру закона" - квинтэссенцию российского варианта дирижизма (дирижизм / dirigism - теория и практика государственно-монополистического регулирования во Франции - прим. пер.), если она вообще может быть установлена. И она не была установлена. В Чечне существует только закон оружия, а та демократия, которая существует в Москве, еще не похожа на западную.
Россия может еще стать "нормальной" страной, но если это произойдет, то ее граждане, как и граждане стран Восточной Европы в свое время, поблагодарят за это не своих правителей. Они поблагодарят интернет и спутниковое телевидение, а также таких людей, как Андрей Сельцовский.
