Хотя количество умерших заложников продолжало расти, одна из московских газет вышла в понедельник под заголовком: "Наконец-то нам есть чем гордиться". Правда ли это? Я думаю, что да.
Последствия освобождения захваченного Театрального центра возможно, ужасны, однако никогда не существовало какого-либо иного, менее ужасного варианта. Решение о применении анестезирующего газа должно было казаться хорошей идеей в тот момент. Усыпить всех, а затем войти внутрь и застрелить террористов.
Военным властям, или тому, кто отвечал за тактические решения, похоже, не пришло в голову то, что любой анестетик, даже на операционном столе, требует осторожного обращения, специальных знаний и тщательной подготовки пациента для обеспечения его безопасности. Этот препарат показался удобным способом разрешения сложной ситуации.
Как любая страна должна бороться с терроризмом такого масштаба? Следует отметить, что реальная угроза стоит перед демократическими государствами. У тоталитарных режимов никогда не было проблем с угрозами их стабильности, они эти угрозы просто уничтожали. Ни вопросов, ни сомнений, ни противоречий.
Для нас вся ситуация является гораздо более сложной. Мы встроили свободу мнения в концепцию правового государства. Власть сама по себе существует для того, чтоб защищать свободу и основные принципы правосудия. Преследование и уничтожение разрушительных сил без должного юридического оформления могут подорвать один из самых основных принципов власти.
Итак, что же нам делать? Что должно делать английское правительство, если группа захватчиков, объявляющая о своей готовности к смерти и мучениям, захватит зрителей какого-либо лондонского театра? Начать с ними переговоры, предложите вы. Да, но о чем? Обычно вы спрашиваете у них, чего они хотят, и начинаете диалог.
Однако предположим, что они говорят, что они хотят покончить с господством зла в мире, с идолопоклонническими западными странами - то есть именно то, чего хотят Усама бен Ладен (Osama bin Laden) и его люди. К чему приведут ваши переговоры? Пообещаете ли вы рассмотреть их требования? Даже если непосредственные цели исламских фундаменталистов - террористов и похитителей людей более ограничены, их все равно невозможно обсуждать в силу их апокалиптичности и абсолютизма.
В случае с захватом московского театра террористы требовали ухода России из Чечни, и не менее того. Кроме политических дивидендов в дело чеченской независимости, каковы были другие реальные ожидания террористов? Собирались ли они удерживать театр до тех пор, пока российская армия не уйдет из Чечни? Похоже, они и не думали предпринимать какие-либо рациональные шаги для того, чтобы их требования можно было выполнить.
Они просто демонстрировали, в чрезвычайно показной манере, насколько далеко они готовы идти в борьбе за свое дело. Они не собирались достигать каких-либо промежуточных приемлемых целей, они не собирались даже оставаться живыми. Они приехали в Москву, чтобы умереть настолько зрелищно, насколько это будет возможно, лишив при этом жизни максимальное количество заложников. Если и была какая-то логика в их трехдневной акции (и если эта акция не была проявлением бредовой истерики), то она, вероятно, заключалась в том, чтобы убедить россиян, что они должны сократить свои потери в Чечне. (Как всегда происходит с человеческой натурой, в итоге акция возымела совершенно противоположный эффект.)
Случившееся в Москве разновидность терроризма отличается даже от самой худшей категории - захватов воздушных судов, которые были очень популярными одно время. В тех случаях требования были связаны с освобождением конкретных террористов, находящихся за решеткой и/или в том, чтобы угонщикам была предоставлена возможность беспрепятственно попасть в выбранное ими место. В конце концов, в тех случаях было что обсуждать.
Однако после того, как стало очевидно, что переговоры превращали захват самолетов в политический трюк для эмоционально неустойчивых, безрассудных авантюристов, стало понятно, что игра должна быть закончена. Западные страны начали штурмовать захваченные самолеты и не обращать внимание на необходимость судить угонщиков перед тем, как казнить их.
Однако все это происходило до нынешней волны осознанно самоубийственной террористической активности. Осуществляется особо ужасная и беспрецедентная до сих пор манипуляция человеческой душой, в результате которой появляется так много молодых людей, которые не только готовы идти на смертельный риск, но и активно к этому стремятся. Демократические власти подвергаются испытанию, когда во всех их логических предпосылках происходит короткое замыкание. Если жизнь сама по себе ничего не стоит, то всякие политические переговоры бесполезны.
Вот поэтому такой терроризм не должен заслуживать политического внимания. Какие бы подходящие аргументы в отношении войны России в Чечне или американской политики на Ближнем Востоке ни приводились, они не соответствуют данной форме "протеста".
Убийство невинных граждан не является частью политического диалога. Убийство не является политическим аргументом. Есть только один ответ людям, которые говорят: "Сделайте так, как мы хотим, или мы убьем всех, кто имел несчастье попасть к нам в руки". Что должны делать власти, столкнувшись с такой ситуацией? Они должны сделать все возможное, даже если это означает (да простит меня Бог) потерю нескольких невинных жизней в ходе этого процесса.
Свободное общество может защитить себя от подобной угрозы единственным образом: в максимально короткий срок завершить этот инцидент, применив все силы, необходимые для этого. Террористическая деятельность должна заканчиваться катастрофой для преступников. Она должна быть не только бесполезной для них, она должна быть контрпродуктивной.
Нужно ли иногда забывать о правосудии для того, чтобы защитить жизнь и свободу? Да, конечно, да.
