Если кто-то и был тем человеком, который извлек пользу из событий 11-го сентября, то это российский президент Путин. О том, чтобы получить лучшую возможность оправдывать свою войну в Чечне, он не мог и желать. Сотрудничество России с Западом заслонило взгляд на политико-силовую инструментализацию страха перед террором и заставляет также немецкое правительство не замечать кровь на руках Путина. Чечня была легкомысленно отдана на откуп России как внутренняя проблема. Не раз иллюзии, будто Россия приблизилась к представлениям о ценностях, как они понимаются на Западе, омрачались сделками с оружием русских с Ираном или русским ворчанием по поводу расширения НАТО на восток.
Российское правительство использовало притязания Америки на самозащиту с тем, чтобы, пользуясь той же риторикой, представить свою военную кампанию против чеченского народа как справедливую борьбу против внешнего врага. В этой агрессивной, возбуждающей среди населения страхи риторике тонут тихие голоса, замолкают ссылки на права человека и международное право. За участие в антитеррористической коалиции Путин получил свободу рук на Северном Кавказе. Сомнительная сделка, приведшая в Чечне к преступлениям в отношении людей, которые были кем угодно, но не террористами. И в результате ее теперь погибли также 120 российских мирных граждан.
Захват заложников в Москве - возможно, его можно было избежать. Самоубийственная и насильственная акция Мовсара Бараева и его людей имела под собой не только причины, но и была связана по времени. В то время, как Запад сожалел о недостатке человечности в исламе и приносил свое обращение с человечностью в жертву политическим альянсам и экономическим приоритетам, чаша страданий в Чечне переполнилась. То, что США и Западная Европа разделили взгляд на террор, как его понимает российская сторона, придало новый импульс государственному насилию в Чечне. Правозащитные организации не один месяц публикуют чудовищные истории о пытках в земляных ямах, групповых изнасилованиях женщин в присутствии всего населения деревень, насилии в отношении детей, массовых казнях без судебного разбирательства. Уводят молодых людей и делают их инвалидами. Дома обворовывают и поджигают, деревни подвергаются бомбардировкам. Ухудшилось также положение чеченских беженцев. В соседней республике Ингушетия, которая приняла 250 000 беженцев, а мае этого года был избран президентом верный Москве бывший сотрудник спецслужбы Мурат Зязиков. Зязиков заявил, что в октябре собирается приступить к возвращению всех чеченских беженцев. Чеченцы, бежавшие в российские города, стали после событий 11-го сентября жертвами органов власти. Разрешения на пребывание больше не продлеваются или выдаются, но на несколько недель, в Волгограде прекратили даже раздачу среди беженцев продовольствия.
Западные политики и средства массовой информации молчали по поводу всех этих процессов. Путин под лозунгом «у каждого своя борьба против террористов» сумел без всякого шума упрочить свои внутриполитические позиции, не вызывая недовольства за рубежом. Политический статус Чечни уже перестал быть вопросом, как и проблема, как же положить конец этой войне.
Как и в конфликте между Абхазией и Грузией, а также в споре между Арменией и Азербайджаном по поводу Нагорного Карабаха, так и в случае с Чечней право на самоопределение противостоит претензии государства на территориальную целостность. Для России, в отличие от Грузии, для которой потеря Абхазии означала бы утрату большей части своей территории, потеря Чечни не поставила бы под угрозу ее государственность. Распространявшийся во время первой чеченской войны тезис, будто отделение Чечни может иметь эффект домино, показал себя неверным. Другие пять северокавказских государств не захотели следовать чеченскому примеру.
Запад увидел право за Россией и проигнорировал то, что желания чеченцев не просто химера и уж совсем не террор, еще до событий 11-го сентября. В частности, специалисты по Кавказу сомневались, что страна действительно способна к строительству современного государства, и, правда, в период своей трехлетней независимости Чечня погрузилась в хаос, бандитизм и коррупцию, что, впрочем, мало что меняет в активности чеченских борцов за свободу. Тем временем речь идет уже о сохранении индивидуальности и народа как такового.
Корреспондент лондонского Института проблем войны и мира на Кавказе Томас Уолл (Thomas Waal) недавно указал в одном из своих материалов на то, что ошибка Запада заключается в том, что тот ставит право на сохранение целостности выше права на самоопределение. «Процесс образования государств функционирует лишь произвольно. Границы, которые проводятся вопреки воле жителей, не могут быть законными с точки зрения международного права».
Российское правительство постоянно утверждает, что Чечня - это внутренне дело, и западная политика редко идет на возражение этой точке зрения. Эта теория с точки зрения международного права вряд ли выдерживает критику, если исходить из того, что с такого рода аргументацией большинство миссий ООН можно было бы признать вмешательством во внутренние дела. Нарушения прав человека, это становится понятным из последних сообщений из Чечни средств массовой информации, - не досадный побочный продукт чеченской войны, они - ее основа. За закрытыми дверями психически и физически унижают целый народ с тем, чтобы сломать его и стереть.
