Часто, скорее, благие вопросы, так же, скорее, плохо воспринимаются политиками. В этом плане один французский журналист задал во время пресс-конференции великолепный вопрос. Он хотел узнать у президента, не убивает ли Россия в Чечне минами одновременно и безвинное гражданское население, как и исламских террористов. В качестве ответа журналист услышал экскурс относительно угрозы миру со стороны исламского террора, а в заключение получил личный совет: «Если Вы хотите стать полным исламским экстремистом и готовы подвергнуться обрезанию, тогда я приглашаю Вас в Москву. Мы многоконфессиональная страна. У нас есть специалисты и в этом. Я рекомендую провести операцию так, чтобы потом больше ничего не выросло».
Путин здесь не сбился с тона. Он его нашел. В конечном счете, ему строптивые редакторы опротивели почти так же, как непокорные боевики, по причине чего он поставил свободу средств массовой информации в узкие рамки. Это приняло жесткие формы после террористического акта чеченцев в московском Театральном центре. Вчера Совет Федерации почти единогласно одобрил изменения в законе о средствах массовой информации, которые делают практически невозможным свободное информирование о террористических актах. Этим нельзя предотвратить ни один террористический акт, теперь государственной власти нужно будет еще меньше, чем прежде, заботиться при принятии своих контрмер о жертвах.
В своем понимании государственности большой президент остался мелким агентом. Он выступает не против преступлений российских сил безопасности в Чечне, а лишь только против информирования. Для Запада это означает особую ответственность. Когда критика политики Кремля на Кавказе почти замолкает в России, тем больше она должна набирать голос за рубежом. Большой позор для европейской политики то, что только чеченский террор против русских заставил ее снова обратить внимание на русское насилие в отношении чеченцев.
Эффективным оружием против западного протеста показала себя своего рода доктрина Путина. Она, во-первых, возвращает нас к нашим баранам, что, мол, военная кампания в Чечне - это часть международной антитеррористической борьбы. Во-вторых, она постулирует, будто российские солдаты защищают на Кавказе христианский Запад, и, в-третьих, утверждает, что критика в адрес Кремля на руку «Аль-Каиде». Особая эффективность доктрины проявляется благодаря готовности к самообману. Правительства западных стран понимают, что, несмотря на все чеченские взаимосвязи с международным террором, путь к миру ведет только через российско-чеченские переговоры. Но поскольку Россия нужна в качестве союзника в альянсе, направленном против «Аль-Каиды», американцы и европейцы дозируют эту правду в высшей степени экономно. Особо нерадостную картину представляет собой в этом плане канцлер Германии Герхард Шредер (Gerhard Schroeder), когда он поспешно нахваливает не вызревшие планы Путина относительно референдума в Чечне.
Тот, кто таким образом мирится с политикой Кремля в Чечне, тот давно списал со счетов Россию как действительно близкого партнера Запада. Такое партнерство должно базироваться, в частности, на общих ценностях, на тех ценностях, которые в Чечне растаптываются солдатским сапогом. При таком партнерстве европейцы должны проявлять понимание, что касается борьбы против банд преступников, превративших Чечню к началу второй российской военной кампании 1999 года в свой опорный пункт. Но при таком партнерстве европейцы могут не мириться с теми преступлениями, которые совершают с той поры в Чечне российские военные.
Иными словами, Путин должен понять два предварительных условия, необходимых для альянса своей страны с Западом: возвращение мира в Чечню и возвращение свободы слова прессе.
