Имя Пушкина упоминается в самом начале пьесы Тома Стоппарда (Tom Stoppard) «Voyage», представляющей первую часть его трилогии «Берег Утопии», которую как раз осенью давали в Лондонском национальном театре. Там Александр Бакунин, отец знаменитого анархиста, жалуется на то, что «нечего читать, кроме┘.», а его возмущенные дочери хором произносят «Пушкин». Отец соглашается с ними, и таким образом завершает свою небольшую литературную шутку. Во времена Стоппарда Пушкина читали все образованные люди. Тогда его, как, впрочем, и при жизни, почитали главой русской литературы. «У нас [русских] нет литературы, — говорит Виссарион Белинский в той же самой пьесе, — потому что все, что у нас есть, принадлежит не нам. Это как бал, на котором каждый должен представляться кем-то другим — Байроном, Вольтером, Гете, Шиллером и другими┘┘ но мы произвели на свет Пушкина».
Пушкин стал спасением для культурной жизни России. После него она уже не могла оставаться простой аристократической имитацией, выросшей на спинах эксплуатируемых масс. Пушкин был пылким и ироничным человеком, в нем уживались либерал и воодушевленнейший монархист, будучи ненасытным любовником, он погиб на дуэли, отстаивая честь своей жены. Он облачался во многие из тех бальных костюмов, от которых приходил в отчаяние Белинский в пьесе Стоппарда. Особенно Александр Сергеевич любил подражать Байрону, которого он одно время даже боготворил, и Вальтеру Скотту, чью повествовательную манеру он имитировал. Однако Пушкину удалось превзойти их, скорее, он использовал своих кумиров как дополнительные краски, которыми раскрашивал необыкновенно богатое художественное полотно, складывавшееся из самых разнообразных литературных форм, которым он отдавал предпочтение: стихи, романы, рассказы, исторические и журналистские заметки.
Первое прочтение «Евгения Онегина» привело меня в какое-то восторженное замешательство. Что написал этот человек? Романтическую историю? Пародию на романтические сюжеты? Целиком и полностью разрывал с романтизмом? Попытался привязать его к российской действительности? Складывалось впечатление, что он делал все это и сразу. Более того, он сумел наполнить само повествование ощущением хрупкости интеллектуальной жизни и ее честолюбивых замыслов, уникальной русской хрупкостью, так и не узнав, была ли она частью общеевропейской жизни или нет.
Именно эта хрупкость составляет главную определяющую черту русского сверхчувствительного сознания. Всегда знать, что обратное может быть верно, невозможность спокойного и гарантированного существования, обусловленная знанием о том, что подпорки этого самого существования давно сгнили или же вот-вот будут уничтожены врагом. Подобная гениальность, способная производить захватывающую художественную литературу, нередко не без честолюбивых социальных замыслов, могла к тому же сказать — посмотрите, это же всего-навсего рассказ. Как смешно!
Однако это — жизнь, а не книжная метафора. Это жизнь великого внука темнокожего раба, сумевшего стать генералом и дворянином при Петре Великом. Это жизнь человека, которому вечно не хватает денег. Это жизнь горячего либерала-романтика, с юности коротавшего свои дни в ссылке по обвинению в радикальном заговоре и атеизме. Это жизнь петербуржца, не способного смотреть на миловидных женщин без того, чтобы немедленно не возжелать их, и это несмотря на его — как он сам называл ее — «обезьяноподобную» внешность. Это жизнь писателя, творившего свои шедевры во время приливов вдохновения, а потом проигрывавшего или транжирившего большую часть заработанных средств. Это жизнь верного мужа и часто отсутствовавшего отца, желавшего, чтобы его прекрасная жена флиртовала, и при этом не способного снести оскорбление, нанесенное ему бароном Жоржем Дантесом, открыто ухаживавшим за его супругой. Дантес убил Пушкина на дуэли, которой так добивался поэт.
Портрет Пушкина, который тщательно вырисовывает в своей книге Биньон (Binyon) на материале его писем (похоже, что именно таким поэта видели близкие, и в этом с ними согласно множество первичных и вторичных источников), изображает крайне импульсивного человека, обладавшего как выдающимися, так и отталкивавшими качествами. Пушкин был смелым человеком: последняя дуэль отнюдь не была его первой дуэлью. Он умел быть щедрым и был ужасно занимательным человеком, похоже, мало себя жалевшим и помогавшим, в частности, своему расточительному брату по мере сил и возможностей. С другой стороны, он был невнимательным и неверным мужем, брал в долг у купцов и прочих людей более низкого звания. Похоже, также на то, что Александра Сергеевича, умевшего быть подобострастным и тщеславным в своих отношениях с Николаем I, мало интересовала печальная участь большинства его знакомых. Этот умный и циничный русский царь, в отличие от своего предшественника, предпочитавшего отправлять Пушкина в ссылки, решил приласкать поэта, правильно угадав, что тот не является убежденным радикалом, и что одной цензуры (а царь назначил себя личным цензором Александра Сергеевича, таким образом, польстив и обременив его) вполне достаточно, чтобы держать его в рамках. Пушкин ненавидел цензуру, периодически пытался игнорировать ее, тем не менее, царь оказался прав в своих расчетах.
Пушкин придерживался достаточно неоднозначных политических взглядов, поэтому левые, включая Коммунистическую партию Советского Союза, считали его прогрессивным поэтом, в то время как правые видели в нем русского монархиста. Александр Сергеевич никогда не был патриотом России в том смысле, в каком патриотизм понимали славянофилы, хотя он вдоволь насмеялся над русскими интеллектуалами, бездумно перенимавшими западные доктрины. Всю сознательную жизнь он испытывал постоянный недостаток денег и наверняка разорился бы, если бы остался жить: большая часть книги посвящена его расходам и долгам. Согласно приведенным данным, Пушкин не мог ни в чем отказать своей жене, приобретал все интересовавшие его книги, много работал, чтобы добыть средства к существованию. По крайней мере, одно из его начинаний, основание газеты, способствовало серьезному увеличению его расходов.
Александра Сергеевича Пушкина не так уж много читают на Западе. Гораздо чаще здесь обращаются к творчеству Байрона и Вальтера Скотта, хотя ни один из этих писателей не внес вклад в национальную литературу, сопоставимый с тем, что сделал Пушкин для литературы российской. Большинство из нас знакомы с его творчеством по таким операм П.И.Чайковского, как «Евгений Онегин» и «Пиковая дама». Последнее произведение, как, впрочем, и «Медный всадник», предвосхищает короткие рассказы Эдгара Аллана По.
Это превосходная, точная и изящная биография. Временами хочется получить всестороннюю оценку тех или иных произведений великого русского писателя. Однако готовых оценок в книге нет, поэтому лучше прочитать сами произведения, чтобы таким образом составить собственное мнение о первом великом классике русской литературы XIX века, лучшие представители которой умели неповторимым образом затронуть своих читателей за живое.
