Петер Хайне - директор Института проблем Азии и Африки Университета имени Гумбольдта в Берлине, многократно бывавший в Ираке. Его перу принадлежат важные исследования в области истории, политики и культуры страны. Последней работой Петера Хайне является книга «Место действия - Ирак. Подоплека одного международного конфликта»
Среди возможных причин для развязывания войны против Ирака является надежда на демократизацию страны. Но что в истории и современности Ирака говорит в пользу такой надежды, и что могло бы говорить в пользу войны? Об этом можно узнать из разговора корреспондента "Die Welt" с берлинским специалистом по Ираку Петером Хайне (Peter Heine). Хайне рассказывает о буднях в саддамовском Ираке, о путче, о надеждах на демократию.
"DW": Если бы Саддама свергли, то каким это силовое свержение режима было бы по счету?
Хайне: Этого я сказать не могу. Их было так много, что точную цифру назвать трудно.
"DW": А если приблизительно? Что произошло после падения Османской империи?
Хайне: Сначала была британская военная администрация, против которой в 1920-1921 годах народ поднял восстание, что привело к введению монархии. В период монархии военные постоянно пытались усилить свое влияние, но короля не трогали. Кульминацией этих столкновений была иракско-британская война 1941 года, когда националисты пошли на британцев, что привело к кратковременной эмиграции королевской семьи. С монархией было покончено в 1958 году опять же в результате государственного переворота.
"DW": После этого воцарился мир?
Хайне: Нет. Постоянно происходили восстания. Внешне они часто казались идеологической борьбой между коммунистами, сторонниками Насера или арабскими националистами, но одновременно большую роль играли этнические конфликты. После этого, в 1963 году, партия БААС вместе с националистически настроенными офицерами подняла путч против генерала Кассема (Qassem). В какой-то мере спокойно стало только начиная с 1968 года когда был снят президент Абд эль-Рахман Ареф (Abd al-Rahman Aref), который в политическом плане был настолько слаб, что победоносная партия БААС оставила его в живых. Напротив, захват власти Саддамом Хусейном, когда в 1979 году он стал президентом, без кровопролития не обошелся.
"DW": Где находились корни этого мятежа: среди офицерской клики или среди населения?
Хайне: В 40-е и 50-е годы был большой национальный порыв населения. Он был вызван гневом в отношении британцев, а в 1958 году - надеждой на то, что отмена монархии принесет стране подъем и прогресс. А позднее такие вещи происходили часто без какого-либо серьезного участия со стороны общества. В шестидесятые годы, когда мне пришлось в течение года жить в Багдаде, произошел целый ряд путчей, которых я и не заметил, узнал о них лишь позднее из литературных источников. Налет пары истребителей на президентский дворец особо не нарушал будничную жизнь.
"DW": Как реагировало на подобные отношения население?
Хайне: Поскольку правовой безопасности не существовало, люди начинали создавать неофициальные структуры, чтобы защищать свои семьи. Устанавливались тесные связи между семьями, поддерживались связи на этнической и религиозной основе, важную роль играли также многочисленные клубы.
"DW": Сохранились ли эти структуры при Саддаме?
Хайне: Да, однако, пришлось адаптироваться к новым реалиям. По крайней мере, один из членов семьи должен быть членом партии БААС с тем, чтобы иметь возможность помогать другим. Впрочем, режим Саддама очень сильно ухудшил состояние общества. Порой нельзя даже заговаривать о погоде, так как погода имеет важное значение для производства продуктов питания, а потому является прерогативой государства. В будничной жизни чувствуется все большее влияние спецслужб.
"DW": Можно ли такую страну сделать демократической?
Хайне: В принципе в настоящее время во всем арабском мире существует потребность в демократии. Что касается Ирака, то меня на оптимистический лад настроила последняя встреча с представителями оппозиции, находящимися в эмиграции. Они намерены принимать народ таким, какой он есть. Существует точка зрения, что шииты составляют большинство и должны быть соответствующим образом представлены. Пока же было бы благоразумно, если бы американцы создали нечто наподобие военного правительства, чтобы положить начало долгому процессу демократизации.
"DW": Сможет ли демократизация, если она удастся, послужить моделью для всего арабского мира?
Хайне: Ирак всегда был привлекательным государством для других стран. В семидесятые годы многие арабы хотели иметь такую программу радикальных преобразований, какая была у Ирака. Да и сегодня можно услышать: мы, мол, все надеялись на Ирак, но глупый Саддам должен теперь начинать войну.
"DW": Это не говорит в пользу интервенции?
Хайне: Если бы демократия и благосостояние были действительно причиной войны, то тогда можно было бы об этом подумать. Но американцам будет трудно. Дело в том, что Саддаму очень хорошо удалась одна вещь: он убедил население в том, что США виноваты из-за введения эмбарго в том, что люди так плохо живут. К тому же никто в арабском мире не поверит в возвышенные цели американцев до тех пор, пока между Израилем и Палестиной не появится воля пойти на примирение.
"DW": А что не нравится перспектива, когда бы нефтеденьги после снятия эмбарго пошли бы не на военные цели, а на развитие социальной инфраструктуры?
Хайне: У страны есть хорошие предпосылки для того, чтобы доходы от нефти способствовали повышению благосостояния. В принципе существует хорошая система здравоохранения и образования, достигнут определенный средний уровень жизни, людей с высшим образованием в стране больше, чем в каком-либо другом регионе. К тому же партия БААС обладает тем преимуществом, что она демонстрирует свой аскетизм, не создав культуру личного обогащения. Кроме того, у Ирака существуют светские традиции.
"DW": Тем более, что Хусейн охотно вспоминает о прошлом страны, до ислама.
Хайне: Среди населения еще до Саддама укоренилось мнение, что Ирак имеет великую историю. Этим гордятся, как это имеет место у египтян в случае с фараонами. При этом интересно, что, тем самым, в сознание проникает нечто специфично национальное, но отличное с учетом истории Месопотамии от арабских соседей. Это отвечает снова проснувшемуся в настоящее время иракскому национальному чувству: это наша история, это наша нефть. Но противоречит идеологии партии БААС, согласно которой существует только одна великая арабская нация.
