Возможно, это произошло именно в винном погребке "Cheval Blanc", в одном из старейших во Франции районов, где возделывается виноград, когда президент России Владимир Путин почувствовал дух «старой Европы», распробовав вкус французского «Каберне» и «Мерло». Во всяком случае, лишь только он и его супруга вернулись из Санта-Эмильон с ящиком красного вина в багаже в Бордо, чтобы отправиться оттуда домой после краткосрочного визита в Германию и государственного визита во Францию, как у главы Кремля развязался язык.
«У России, как известно, есть право вето в Совете безопасности ООН. И если потребуется, мы им воспользуемся, - сказал он в аэропорту. А болтовня о «старой Европе»? - Мы все одного возраста». Сказал, поднялся по трапу и улетел в направлении Москвы.
Тем самым, Владимир Путин впервые открыто пригрозил США заблокировать в Совете безопасности ООН американские планы войны, прибегнув к праву вето. Он понимает, какими могут быть последствия такого шага: «Вето усложнило бы наши отношения в Совете безопасности со странами-партнерами, которые до сих пор не разделяли нашу точку зрения». О том, что эту карту он будет стремится вытянуть любой ценой, Путин, все же проявляя осторожность, не сказал.
Возможности мирного решения «в целом еще не исчерпаны», одностороннее применение силы «в настоящее время абсолютно неприемлемо». С такой депешей в багаже Путин отправил своего главного эмиссара, министра иностранных дел Игоря Иванова на заседание Совета безопасности ООН в Нью-Йорк.
Это карточная игра, в нее и ввязался Кремль. Вот Путин говорит о своем «очень хорошем друге Джордже Буше (George Bush), неизменно повторяя, что Россия стоит в антитеррористической коалиции плечом к плечу с США. И тут же поддерживает германо-французскую инициативу об отправке в Ирак «голубых касок» так, что в российских средствах массовой информации заходит речь о «новой Антанте».
У Путина большее поле для маневра, чем у его западных партнеров. Он не связан с обязательствами ни с одним союзом и не обязан также обращать внимание на особые трансатлантические отношения. При этом 60 процентов россиян считает, что решение относительно войны уже давно принято. Несколько месяцев назад российский Генеральный штаб назвал даже конец февраля временем начала американцами сражения в Персидском заливе. Для «наблюдения за ситуацией непосредственно на месте» он отправил в Индийский океан противолодочные крейсеры «Пантелеев» и «Маршал Шапошников».
Для России в иракском конфликте речь идет о многом: о любимой для постсоветских стратегов Кремля теме создания многополярного мира, в котором решения принимает не одна сверхдержава (США), а образуется противовес, но одновременно и о миллиардных инвестициях в Ираке.
Руководство Багдада должно русским семь миллиардов долларов США, Россия является с большим отрывом от других стран важнейшим партнером Ирака в рамках программы ООН «Нефть в обмен на продовольствие». Но на карту поставлены также инвестиции: наглядный пример - ключевой проект «Западная Курна», связанный с освоением гигантского месторождения нефти. С 1997 года контроль над реализацией этого проекта находится в руках российского концерна «Лукойл», который вложил в него уже 20 миллиардов долларов США. Однако добыча нефти, а ее запасы оцениваются в размере 20 миллиардов долларов США, пока не начиналась. Саддам Хусейн (Saddam Hussein) в течение трех месяцев расторгал договор дважды: мягкий намек Москве на то, что думает диктатор о постоянной смене российского курса.
Кремль, в частности, постоянно повторяет, что с Россией нельзя вести торговлю как на восточном базаре. Однако на самом деле между Вашингтоном и Москвой идут закулисные переговоры. Предмет зондажа: обеспечение деловых интересов России в Ираке в послевоенный период, а за гарантии в этом плане - возможная ответная дипломатическая услуга.
В то время, как большинство депутатов Государственной Думы призвало вчера в своем решении правительство использовать «все свои полномочия в качестве постоянного члена Совета безопасности», российский военный эксперт Павел Фельгенхауэр советует Кремлю придерживаться лучше США, чем Германии и Франции. «Мы тогда могли бы чувствовать себя более надежно».
