Зло наносит вред. И я не скажу ничего нового, если напомню, что конечной целью любого действия или операции террористов является ни что иное, как дестабилизация положения тех, на кого они нападают. Дестабилизировать значит заставить других нервничать, сделать так, чтобы они не могли действовать спокойно, обдуманно, чтобы они подозревали друг друга. В Италии ни терроризму правых, ни терроризму левых так и не удалось дестабилизировать страну. И именно поэтому эти террористы были побеждены. По крайней мере, во время своего первого и самого опасного выступления. Хотя в данном случае речь, конечно же, шла о провинциальном феномене.
Терроризм бен Ладена (bin Laden) - и, в любом случае, терроризм широкого спектра фундаменталистов, которых он представляет - совершенно очевидно гораздо искуснее, пространнее, энергичнее. После 11 сентября ему удалось дестабилизировать весь западный мир, возродить к жизни старых призраков борьбы между цивилизациями, религиозных войн и столкновения континентов. Но сейчас ему удалось добиться куда более значительного результата: после увеличения пропасти между западным миром и развивающимися странами он сеет глубокие разногласия внутри самого западного мира.
Не стоит питать иллюзий: все явственнее проступают разногласия (конечно же, не военные, а моральные и психологические) между Соединенными Штатами и Европой, и целая череда новых противоречий внутри самой Европы. Подспудный антиамериканизм французов чувствуется все явственнее, а в самих Соединенных Штатах - кто бы мог подумать об этом прежде? - вновь, как и когда-то французов называют лягушатниками.
Чтобы не поддаться нервозному настроению, стоит вспомнить, что эти разногласия противопоставляют не американцев и немцев, и не англичан и французов. Принимая участие в пацифистских манифестациях, проходящих и на том и на другом берегу Атлантического океана, стоит помнить, что высказывание «все американцы хотят войны» несправедливо, точно так же, как и не справедливо замечание, что «все итальянцы хотят мира». Даже формальная логика нас учит тому, что, если на планете существует хоть один человек, не любящий своей матери, значит, мы уже не можем утверждать, что «все люди любят своих матерей». Мы можем говорить лишь, что «некоторые люди любят своих матерей», а «некоторые» не означает «мало», поскольку термин «некоторые» может означать и 99%.
Но и эти 99% нельзя воспринимать как «все», это именно лишь «некоторые», или, иными словами, как раз «не все». В жизни слишком мало случаев, когда мы действительно можем использовать это универсальное количественное местоимение: с уверенностью можно утверждать, лишь, что - «все люди смертны». Потому как даже те двое, о которых говорят, что они воскресли - Иисус Христос и Лазарь - в определенный момент перестали жить и прошли через воронку смерти. Именно потому мы и не можем однозначно говорить, что разногласия существуют между всеми с одной стороны и всеми с другой стороны: это всегда будут разногласия между некоторыми из двух - трех - четырех частей. Кажется, что все вышесказанное - пустяк, но, не оговорив его предварительно, можно впасть в расизм.
Теперь стоит обратиться к самой последней, животрепещущей - хотя и не кровоточащей - ране. Каждый день раздаются расистские заявления, типа «все, кто боится войны - приверженцы Саддама» - с одной стороны, а с другой - «все, кто считает, что оружие использовать необходимо - нацисты». Может, стоит начать мыслить разумно?
Всего несколько недель назад один из английских критиков высказывался (в какой-то степени, довольно доброжелательно) о моей книжице «Пять эссе на темы этики» («Cinque scritti morali»), не так давно переведенной на английский язык. Однако по поводу тех строк, где я говорю, что война должна стать универсальным табу, критик саркастически заметил: «Скажите об этом оставшимся в живых узникам Освенцима». То есть он хотел сказать, что если бы все испытывали ненависть к войне, Гитлер не был бы побежден, и не были бы освобождены (к несчастью, лишь «некоторые») евреи, находившиеся в концлагерях.
Такой довод кажется мне, по меньшей мере, несправедливым. Я могу утверждать (и утверждаю), что убийство - самое страшное из преступлений, и мне не хотелось бы в своей жизни никого убивать. Но, если какой-нибудь вооруженный ножом тип ворвется в мой дом и захочет убить меня или кого-то из близких мне людей, я сделаю все возможное, чтобы его задержать: ударю его по голове стулом и, если он упадет замертво, не буду испытывать ни малейших угрызений совести. Точно также можно рассуждать и в отношении войны: война - это преступление, и виновника второй мировой войны зовут Гитлер (Hitler). И союзники, объединившись и противопоставив насилие насилию, уже после того, как война началась - поступили правильно, потому как хотели избавить весь мир от кошмара. Все это не означает, что вторая мировая война не была крайне жестокой борьбой, стоившей жизни 55 миллионам человек: было бы гораздо лучше, если бы Гитлер ее вообще не начинал.
Гораздо менее парадоксальным выглядит следующее утверждение: «Так значит, Соединенные Штаты поступили правильно, введя свои войска, чтобы спасти Европу и не допустить строительства новых концлагерей, но уже в Ливерпуле и Марселе?». Конечно же, отвечаю я, они поступили правильно, и одно из самых памятных воспоминаний моего детства - это встреча в возрасте тринадцати лет с отрядом американских военных-освободителей (и между прочим, этот отряд состоял из чернокожих американцев), появившихся в нашем маленьком городке, куда меня эвакуировали. Ефрейтор Джозеф, угостивший меня моей первой в жизни жвачкой и подаривший первые комиксы про Дика Трейси, очень скоро стал моим другом. Но вслед за моим ответом на приведенное выше замечание раздается уже следующее утверждение: «Так, значит, американцы поступили правильно, вырвав с корнем зарождавшуюся нацистско-фашистскую диктатуру!».
Но, по правде сказать, не только американцы, но и англичане и французы сумели покончить с новоявленной диктатурой. Фашизм пытались удержать, обуздать и даже смириться с ним вплоть до начала 1940 года (был принят ряд демонстративных решений, вроде введения определенных санкций, но этим дело и ограничилось). Некоторое время позволяли распространяться и нацизму. Соединенные Штаты решили вмешаться лишь после того, как японцы напали на Перл-Харбор и, между прочим, не стоит забывать, что после Японии именно Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам, а вовсе не наоборот (понимаю, что самому молодому поколению подобное утверждение может показаться гротескным, но, тем не менее, так оно и было).
Соединенные Штаты долго выжидали, прежде чем вступили в войну, несмотря на оказывавшееся на них моральное давление. При этом США руководствовались различными соображениями: они были осмотрительны, понимали, что, возможно, недостаточно готовы к военным действиям, кроме того, в американском обществе были и те (причем достаточно известные лица), кто симпатизировал нацизму. Так что Рузвельту (Roosevelt) пришлось проводить крайне тонкую политику, чтобы подвести свой народ к подобному решению.
Франция и Великобритания поступили неправильно, надеясь остановить германский экспансионизм и дожидаясь пока Гитлер захватит Чехословакию? Возможно, и, как известно, было сделано много ироничных замечаний в адрес Чемберлена (Chamberlain), безуспешно пытавшегося сохранить мир. Это наталкивает нас на мысль о том, что иногда можно перестараться и с благоразумием, но для сохранения мира должны быть испробованы все имеющиеся средства. Лишь в этом случае всем, наконец, стало ясно, что войну развязал именно Гитлер, а следовательно, вся ответственность за ее начало ложиться именно на него.
И потому мне кажется совершенной несправедливостью то, что одна из американских газет опубликовала на первой странице фотографию кладбища, где захоронены американские солдаты, погибшие за свободу Франции (и это действительно было так), заявив, что сегодня Франция забыла об этом долге. Франция, Германия и другие страны, полагающие, что нет насущной необходимости незамедлительно начинать превентивную войну - и начинать ее лишь в Ираке - вовсе не отказывают Соединенным Штатам в поддержке. Особенно в этот момент, когда они, так сказать, окружены международным терроризмом.
Мы лишь утверждаем - и эту точку зрения разделяют многие здравомыслящие люди - что нападение на Ирак не уничтожит терроризм, а, напротив, вероятнее всего (а, по моему мнению, именно так оно и будет) даст ему новые силы: в ряды боевиков вступят многие из тех, кто сегодня пребывает в растерянности и кого сдерживает благоразумие. По нашему мнению, появятся новые адепты терроризма, живущие в Соединенных Штатах и Европе: их деньги не лежат на счетах багдадских банков, но свое оружие - химическое или какое-иное - они могут получать и из других стран.
Постараемся представить себе, что перед высадкой войск союзников в Нормандии Де Голль (De Gaulle), располагавший военными подразделениями в колониях, стал бы настаивать на высадке в районе Лазурного Берега. Вероятнее всего, американцы и британцы выступили бы против такой операции, приводя различные доводы: в восточной части Тирренского моря по-прежнему находились германские войска, которые контролировали итальянский берег (по крайней мере, в районе Генуэзского залива). Либо, заявили, что при высадке на севере, тыл американцев был бы прикрыт англичанами, и что гораздо безопаснее готовящемуся к операции контингенту проплыть через Ла-Манш, чем через все Средиземное море. Неужели бы мы тогда сказали, что Соединенные Штаты нанесли Франции удар в спину? Конечно, нет: это было всего лишь стратегическое разногласие, и я считаю, что высадка в Нормандии была намного рациональнее. Штаты использовали бы все средства, чтобы убедить Де Голля не проводить ту бесполезную и опасную операцию. И ничего больше.
Бытует и такое мнение, которое совсем недавно озвучил один очень важный и заслуживающий уважения господин, известный своим плодотворным участием в миротворческих миссиях: «Но Саддам - жестокий диктатор, и иракский народ страдает от его кровавого правления. Неужели мы не должны подумать о бедных иракцах?». Конечно, мы думаем о них, но┘. Думаем ли мы о несчастных жителях Северной Кореи, о тех, кто живет под игом стольких африканских и азиатских диктаторов, думаем ли мы о тех, кто в Латинской Америке оказался под властью диктатуры правых сил, поддерживаемых и питаемых лишь для того, чтобы не допустить революционных переворотов со стороны левых?
Нам когда-нибудь приходила в голову мысль освободить несчастных россиян, украинцев, эстонцев, узбеков, которых Сталин ссылал в ГУЛАГ? Нет, потому как, если бы мы объявляли войны всем диктаторам, цена за победу - заплаченная кровью человеческих жертв и ядерной угрозой - была бы громадной. И потому, как всегда и происходит в политике, всегда остающейся реалистичной - даже в том случае, если руководствуется идеалистическими соображениями - мы тянули, пытаясь дробиться максимальных результатов ненасильственными методами. Это беспроигрышный вариант, особенно, если вспомнить, что западной демократии удалось уничтожить советскую диктатуру, не прибегая к ядерному оружию. На это нам потребовалось некоторое время, и кому-то между тем, пришлось страдать, о чем мы сожалеем. Но все же нам удалось избежать гибели нескольких сотен миллионов людей.
Это всего лишь несколько замечаний, но, полагаю, и их достаточно, чтобы дать понять, что сложившаяся ситуация - именно из-за своей опасности - не потворствует категоричным решениям, расколу между союзниками и обвинениям типа «если ты придерживаешься такого мнения - ты наш враг». Подобную точку зрения тоже можно было бы назвать фундаментализмом. Соединенные Штаты можно любить за их традиции и культуру, можно любить самих американцев, можно испытывать к ним уважение за то, что они без посторонней помощи смогли стать самой могущественной страной на планете, можно переживать за их боль после удара, нанесенного им больше года назад. Но все это не освобождает нас от ответственности предупредить американцев, что их правительство принимает ошибочное решение: американцы должны понять, что мы не предатели, а лишь категорично с ними не согласны. Иначе было бы нарушено наше право быть несогласными. А тогда в 1945 году, после долгих лет диктатуры, наши освободители учили нас совсем другому.
