Проведением референдума в Чечне Москва собирается продемонстрировать волю к миру. Однако положение с правами человека в республике ухудшилось.
Один лишь Всевышний знает, то ли цензор пропустил сюжет, то ли в монтажной чеченского телевидения сидит саботажник. «Осторожно, мины! Опасно для жизни! Будьте внимательны, делая каждый шаг! Такое предупреждение можно прочитать в первом кадре вечерних новостей, прежде чем начинается их основной выпуск: «Референдум - путь Чечни к миру». После промашки с мирными минами все идет по плану. Тренер футбольной команды «Терек» рассказывает о том, что «население Чечни понимает значение референдума о новой конституции». Затем российско-чеченское государственное телевидение показывает нескладный обмен ударами мяча посреди кавказской весенней грязи, прежде чем мастер спорта с глубокой советской убежденностью заявляет: «Вся команда моего министерства 23-го марта в полном составе идет на референдум».
Чечня накануне референдума - это политическое минное поле. Чеченская политика России находится в тупике. Спустя три с половиной года после начала второй чеченской военной кампании, приказ на проведение которой отдавал президент Владимир Путин, нарушаются права человека, восстановление республики идет с задержками, Кремль отвергает любые переговоры с боевиками.
Стратегия Путина
Однако Путин хочет доказать, что нашел подходы для мирного урегулирования конфликта: с помощью голосования 23-го марта по поводу нового чеченского Основного закона. Представитель Кремля Сергей Ястржембский говорит следующее: «Референдум открывает политическую перспективу. Я думаю, что на голосование придут две трети граждан».
Представитель Кремля, видимо, должен был познакомиться с ситуацией в Старой Сундже. В местной избирательной комиссии в селе, расположенном вблизи Грозного, царит подавленное настроение. «Если у нас будут продолжать исчезать почти каждую ночь люди, наше село бойкотирует референдум», - говорит одна чеченка, работающая в избирательной комиссии. Перед ней на письменном столе лежит стопка брошюр и другого «агитационного материала». «Референдум - наша надежда на мир и стабильность» или - «Иди голосовать, твоим мнением интересуются впервые».
За три с половиной года войны из села, насчитывающего 7 000 жителей, исчезли 80 человек, шесть из них в последние недели. Большинство из них пропало без вести. Чеченская прокуратура не может найти следов, российские военные органы блокируют расследование. В Старой Сундже теперь создан отряд гражданской обороны. «Кода ночью появляются солдаты, жители бьют по проложенной поверху газопроводной трубе, проходящей через наше село. На помощь тогда приходят наши вооруженные патрули», - говорит женщина из избирательной комиссии. Двумя днями позже, 10-го марта, милиционеру Руслану Магомедову действительно пришлось бить по трубе: навстречу выехали три танка, солдаты в масках хотели забрать соседа. Дело дошло до перестрелки. Магомедов и еще один мужчина погибли. Расследование, проведенное чеченской стороной, показало, что танки прибыли из Ханкалы, из штаб-квартиры российской армии.
Референдум Путина - под дулами российских автоматов? Чеченка Лидия Юсупова из независимой российской правозащитной организации «Мемориал» говорит, находясь в Грозном, следующее: «Если принимать во внимание все эти убийства, то я считаю референдум фарсом. Как кто-то должен голосовать, испытывая такое давление?» Но опасность грозит не только с российской стороны. Подпольный президент Чечни Аслан Масхадов дал указание своим командирам «сделать все возможное, чтобы голосование не состоялось». В селах якобы распространяются листовки, в которых «предателям» угрожают смертью. Имеются в виду также чеченцы, оказывающие помощь в организации референдума.
Сомнительные условия для голосования по Основному закону. Особенно в части, касающейся урегулирования основного вопроса чеченского конфликта: суверенитет или автономия мусульманской республики. «Чечня является неотделимой частью Российской Федерации», - говорится в первой из 112 статей проекта. Даже если большинство чеченцев после двух войн в большей мере интересуется проблемой мира, а не вопросом самостоятельности государства, то вопрос сосуществования с Россией после ужасов войны последних лет остается более чем актуальным. Вторая часть референдума - это принятие законов о выборах парламента и президента. С избранием чеченского президента власть переходит в руки свободно избранных чеченских органов, приводит аргумент Москва. Желаемый побочный эффект: был бы лишен легитимности свободно избранный в 1997 году президент Масхадов. Путем «чеченизации» конфликта Москва могла бы снять с себя часть собственной ответственности.
Для международного признания своего «мирного решения» Кремлю необходимы высокая явка чеченцев на голосование, «да» - конституции и выборы без происшествий. Поэтому на всех углах руин Грозного висят плакаты и знамена, призывающие: «Все как один - на референдум». Руководители заводов, начальники отделов и директора школ проводят собрания сотрудников, чтобы мобилизовать их.
Однако большая часть чеченцев сомневается, говорит один мужчина с улицы: «Русские обещают нам золотые горы, чтобы мы пошли голосовать. Вывод армии, деньги на восстановление, компенсации за наши разрушенные во время войны дома. Я не верю ни одному слову». Опросы, проведенные организацией «Мемориал», показали, что большинство населения сомневается в референдуме как средстве достижения мира, говорит правозащитница Юсупова. Однако о широком протесте речь не идет. Голосование по конституции может состояться. Во-первых, Кремль в последние дни усилил разъяснительную работу и пропаганду, во-вторых, чеченцы, несмотря на пессимизм и скепсис, видят в референдуме, по крайней мере, соломинку в надежде на стабильность. Врач Алим Митаев говорит так: «Самое главное - это мир. Если референдум как-то может этому способствовать, то почему нет?»
Однако сомнения остаются. Голосование будет проходить без участия международных наблюдателей от ОБСЕ или Совета Европы. Эксперт по Чечне из Совета Европы лорд Фрэнк Джадд (Frank Jadd) потребовал, чтобы время проведения референдума было перенесено на более позднее время. А в докладе трех инспекторов Совета Европы по правам человека говорится: «Ситуация с правами человека с начала 2003 года значительно ухудшилась». Даже российская военная прокуратура говорит о том, что за прошедшие три с половиной года пропали 1 500 человек. Организация «Мемориал» называет цифру в 2 000 человек и не исключает, что этот показатель может быть еще большим. Даже начальник отдела по вопросам пропавших без вести промосковской администрации Чечни заявляет, что в районе боевых действий есть 40 массовых захоронений. В них наверняка находятся не только мирные граждане, ставшие жертвами войны, и убитые боевики. Шайхамед Абдурхманов говорит следующее: «Не десятки, а несколько сот трупов людей, ставших жертвами незаконных арестов».
«Солдаты приходят ночью»
То, что в Чечне активно действуют российские эскадроны смерти, не подвергает сомнению европейский комиссар по правам человекам Альваро Жиль Роблес (Alvaro Gil Robles). «Нельзя исключать, что ряд преступлений на совести чеченских боевиков. Но нельзя не видеть, что преступления часто совершаются представителями российских вооруженных сил, которые находятся вне контроля». Откровеннее высказывается высокопоставленный чеченский милиционер из района Шали: «Подразделения специального назначения российской спецслужбы ФСБ, Министерства внутренних дел и армии похищают и целенаправленно убивают мирных граждан. С декабря у нас исчезли 48 человек. Никто из них не был боевиком. Такого беззакония не было даже в самые страшные годы, когда правительство возглавляли боевики». Офицер видит в этом месть. «Со времени нападения чеченских террористов на московский Театральный центр в октябре 2002 года число пропавших людей резко увеличилось».
Правозащитница Юсупова приводит пример, как это обычно происходит: «Солдаты приходят ночью, они говорят без акцента по-русски, они в масках. На их машинах нет номеров, а большинство трупов, которые были найдены в прошедшие недели, были изувечены взрывами до такой степени, что это делает невозможной их идентификацию. Часто трупы оказываются без головы». Утверждениям российской стороны, что преступниками являются чеченцы, женщина не верит: «Какой чеченец может говорить по-русски без акцента? У какого боевика есть бронетранспортер, и как он на нем может ездить по ночам беспрепятственно, минуя блок-посты, по республике?»
