Решение начать военную операцию в Ираке на прошлой неделе породило нечто новое в нашей политике: чувство глубокой трагедии. Я подразумеваю под этим не печаль или страх катастрофы, но осознание отчаянной ограниченности выбора, глубокого морального риска, цены наших деяний, совершенных даже из убеждений.
Мало кто считает сейчас, что принятые решения дались легко и дешево. Поэтому даже противники военного вторжения чувствуют, что продолжать старые споры несерьезно и неприлично: тяготы предприятия несут не проповедники и комментаторы, а военные, принимавшие решение политики, народ Ирака и всего региона. Острые моральные вопросы должны теперь определить наши будущие действия. Или, говоря конкретнее, как можно исправить то, что сломано этой войной и процессами, которые у ней привели?
Мы должны думать не только о стремлении защитить жизни мирных людей, как ни важно и порою трудно этого добиться. Мы должны также думать о стратегических решениях по инфраструктуре. Необходимо - особенно в такой разоренной уже стране, как Ирак, - подчеркивать важность использования стратегии, которая ограничивала бы дальнейшее разрушение коммуникаций, водоснабжения; сохранила бы возможность оказывать обычную и неотложную медицинскую помощь. Здесь мы потенциально опять сталкиваемся с трагической дилеммой: что делать, если операция, которая обещает быструю победу, таит опасность гуманитарных потерь. Мы можем сказать только, что по моральным соображениям надо отдавать предпочтение тому варианту, который максимально сохранит возможности восстановления.
В перспективе нам очень нужна ясность о том, кто в мире принимает политические решения по Ираку, в том числе ясные указания на отличные от «имперских» структуры. Нам нужно знать о планах не только относительно будущего Святой Земли, но региона в целом, его бесчисленных народностей; ясное понимание стратегий, которые принесут новую энергию гражданскому обществу, коренящемуся в местных племенных связях и интересах.
Об этих проблемах нельзя забывать даже в то время, пока продолжаются военные действия. Прекращение огня не должно застать нас неподготовленными по части идей и ясных намерений. И мы должны уже начинать восстанавливать разорванные или истончившиеся нити доверия с союзниками, не принимающими участия в военных действиях, с тем, чтобы вовлечь их в плодотворное сотрудничество в этом направлении.
Но моральные вопросы о международной и национальной ответственности за принятие долговременных решений уже начинают будоражить проблему, которая к сегодняшнему дню - не считая самой войны - можно назвать главной нашей потерей. Это последовательное отношение к международному праву и формированию союзов. Американское и британское правительство настаивали на такой интерпретации известной резолюции ООН, с которой остальные были не согласны. Они, понятно, не верят в то, что расхождения в интерпретации можно урегулировать большинством при голосовании. Но как тогда выбрать официальную интерпретацию? И как мы должны понимать союзнические обязательства, если имеет место неразрешимый спор о выборе официальной формулировки решения, которое должно объединять всех партнеров?
Мы наблюдали за развитием ситуации, где альтернативы поляризовались все сильнее: открытая вражда или открытое поле для переговоров. Чего у нас, похоже, не было - так это убедительной стратегии сдерживания или разоружения Ирака, которая не предполагала бы прямую военную интервенцию. Незадолго до Азорского саммита, американские религиозные группы разработали план, который начинал учитывать эти проблемы, но как получилось так, что убедительные альтернативы не изучались ранее? Те члены международного сообщества, кто больше всех выступали против войны, могли бы предложить нечто большее, чем бесконечные инспекции (а тем более санкции).
Так что просто быть против войны в Ираке недостаточно. Нам срочно надо разрабатывать лучшие методы совместной работы. Слишком часто оказывалось, что Совет безопасности не в состоянии быть чем-то большим, чем скорбная сумма его зачастую нестыкующихся частей. Не поможет ли нам, например, постоянная структура с более широким представительством, наделенная правами формулировки и прояснения возможностей разрешения подобных кризисов? Можем ли мы представить участие в такой группе депутатов от неправительственных организаций и дипломатов, чтобы вопросы гуманитарной помощи и восстановления общества могли бы обсуждаться в рамках основной темы дискуссии?
Ясно, что мы должны уделить пристальное внимание теме доверия международным организациям, а это поставит трудные вопросы перед теми, кто не слишком жалует некоторые международные юридические институты. Открытое осуждение иракского режима за преступления против человечества не обязательно позволило бы избежать войны, но оно бы дало больше оснований для действий, военных или иных, против этого режима.
Большое внимание привлекается сейчас к опасности террора, исходящего от «стран-изгоев» - и это обоснованное беспокойство. В такой ситуации - хотя террор сам по себе определенно отвратителен и не имеет морального оправдания - потребность в четкой и единогласной легитимизации любой акции возрастает, а не уменьшается.
Глубина разногласий в процессах, приведших к решению задействовать войска, не может быть уменьшена, но из этого можно и нужно извлечь уроки. Нам всем нужно признать промахи и недочеты всех сторон - всеобщее покаяние, используя термин Великого Поста - это должно помочь нам снова быть вместе (и не только по иракскому вопросу) после войны.
Мы должны молиться о том, чтобы риск, на который сейчас сознательно пошли, обошелся не так дорого, как многие до сих пор боятся; чтобы движение к цели было быстрым. Мы должны двигаться дальше с пониманием того, что некоторая внутренняя слабость и моральные противоречия привели нас к той ситуации, когда наши лидеры решили, что войне нет альтернативы. Мы больше не должны дать повести себя по этой дороге снова.
