Американцы не отваживаются обсуждать этот вопрос, хотя он и занимает мысли каждого.
Это один из крупнейших вопросов войны, который остался без ответа, и мы, американцы, и не хотим знать этот ответ. Сколько страданий Америка готова перенести? Какие потери готова принять и пережить Америка, если до этого дойдет дело?
Все эти вопросы заполняют наши мысли, особенно после того, как война стала более трудной, однако американцы их не обсуждают. Война только что началась, сейчас не время говорить о возможных потерях и о том, как они будут восприняты на родине. Сейчас все настроены на борьбу и уверены в победе. Говорить о возможных больших потерях - это значит быть паникером, распространителем тревожных слухов, потерять веру. Никто в Соединенных Штатах не произнес слова "bodybag" (похоронный мешок, мешок с молнией для перевозки трупа - прим. пер.) с тех пор, как начались боевые действия.
Мир убежден, что Америка не сможет согласиться с большими потерями и не пойдет на них. Президент Саддам Хусейн (Saddam Hussein), очевидно, думает, что, столкнувшись с достаточным количеством сложностей и понеся большие потери, Америка остановится, как это было в Сомали и в Ливане, и отступит. Конечно, еще нужно вспомнить Вьетнам.
Международное сообщество считает, что Вьетнам показал, что современная Америка мирится с тяжелыми боевыми потерями, независимо от того, насколько законен или справедлив конфликт. Однако это клише требует объяснения. За десять лет вьетнамской войны, с 1964 по 1974 гг., Америка показала, что она может использовать похоронные мешки - каждый день. Всего их было пятьдесят тысяч. Я помню, как каждый вечер по пятницам по местному телевидению показывали школьные фотографии нью-йоркских мальчиков, погибших за прошедшую неделю.
Америка восстала против войны и ее зверств, но причиной тому были не только демонстрируемые по телевидению фотографии. Политическое руководство Америки обуревали серьезные разногласия, и даже те, кто выступал за ведение войны, провели прошедший год в отчаянных поисках возможности мирного решения конфликтной ситуации. Один за другим отцы нации решили, что они не позволят своему сыну стать последним американцем, который станет жертвой политических разногласий.
Похоронные мешки являются лишь частью истории. Другими ее частями являются недостаток доверия к нашим лидерам и рост сомнений относительно справедливости нашей позиции.
После Вьетнама американский военный истеблишмент стал настаивать на изменении условий, на которых должна начинаться война. Военные стали говорить о том, что любые военные действия должны иметь реальную, четкую и обоснованную политическую поддержку, что органы военного планирования должны предусматривать пути отхода в случае неудач чрезвычайного порядка, и что Америка должна вступать в любой конфликт c полностью укомплектованными и решительно настроенными силами. Отсюда усиленные бомбардировки, высокотехнологичные войска, хорошо подготовленные специалисты - все то, что мы каждый день наблюдаем в выпусках новостей. (Существуют споры о том, не был ли начальный американский удар недостаточно массированным и яростным. Однако за шесть дней наши войска приблизились к Багдаду, что позволяет предположить, что наши первые шаги не были слабыми или плохо продуманными).
Мысль заключалась в том, что если вы начинаете войну с подавляющим превосходством в силе, то победа будет достигнута без похоронных мешков. С точки зрения стратегии это понятно, однако такой подход также говорит в пользу предположения, что американцы не могут смириться с потерями на поле боя, что они выросли нежными и непривычными к страданиям, что в конечном итоге они не хотят платить необходимую цену.
Правда ли это? Никто не знает. Не знают даже члены администрации. Они не могут придти в людное место и спросить: "Кстати, а сколько смертей вы считаете приемлемым? Тысячу? Может быть, пять тысяч?" Заместитель министра обороны Пол Вулфовиц (Paul Wolfowitz), главный сторонник вторжения в Ирак, сказал в интервьюгазете "The New York Times": "В конце концов, все сведется к тщательному взвешиванию факторов, о которых мы не можем сейчас иметь точного представления: цена действия против цены бездействия, цена бездействия сейчас против цены бездействия потом".
Американский народ сам не знает точно, сколько он способен вынести и перенести. Как это узнать? Это станет понятно по ходу военных действий. И в различных частях страны, возможно будут получены разные ответы с разными сроками. Если вы зададите вопрос "Какие потери приемлемы для Америки?" на юге страны, где американцы одновременно и мягче, и жестче, ответ, возможно, будет звучать так: "Ну, это война, а война - это ад, и на войне вы должны делать то, что должно быть сделано". Это будет ответ, основанный на занимаемой Джорджем Бушем (George Bush) консервативной позиции: мы можем многое вынести, если делаем правое дело. И эти последние четыре слова - "если делаем правое дело" - и представляют собой ключ к ответу.
Возможно, Америка поймет, какую цену она готова заплатить за изгнание Саддама и установление мира в Ираке. Она продолжает надеяться - и не безосновательно - на то, что конец войны наступит скорее раньше, чем позже, и скорее с минимальными потерями, чем с максимальными. Однако ситуация может стать достаточной суровой, и слова "Кровавый Багдад" могут стать известными всему миру.
Я думаю, что американцы более спокойны, сдержаны и более восприимчивы к боли, чем мы думаем. Мы поняли это после событий 11 сентября 2001 года, и, возможно, мы поймем это снова. Однако американцы - практичный народ. Они все знают, как проводить анализ стоимости чего-либо. Они будут спокойными, сдержанными и более восприимчивыми к боли до тех пор, пока мы можем победить и будем побеждать. Они будут терпеть похоронные мешки как часть цены победы, однако они ни на секунду не согласятся смириться с ними, если увидят признаки поражения.
