Нынешний кризис вокруг Ирака заставил многих комментаторов вспомнить историю полувековой давности и провести назидательные параллели с Суэцкой кампанией. Что может быть действительно применимо из этого экскурса к сегодняшнему дню, так это проблема семейных разногласий, которые вызывает далекая война. Ведь известно, что Суэц раскалывал семьи: многие супруги, родители и дети поссорились из-за англо-французского проекта насильственной смены режима в Египте и некоторые не разговаривали друг с другом еще месяцы после завершения конфликта.
Нас, англо-французскую семью, живущую в Лондоне, этот прецедент заставил задуматься. И по мере того, как мы вырабатывали свою собственную версию причин дебатов за обеденным столом во многих миллионах семей по всей стране, взгляд на вещи с обеих сторон Ламанша помог нам - возможно, яснее, чем для других - понять глубокое сходство причин, которые заставляют Великобританию и Францию противостоять друг другу в Совете Безопасности ООН.
Нам кажется очевидным, что две старые державы преследуют одну и ту же цель разными средствами. Обе потеряли власть и положение в мире и пытаются разными путями справиться с одним и тем же унижением, которому подвергает их, зачастую не подозревая об этом, Америка. Общая цель - как можно более эффективно распорядиться остатками своей власти и влияния, но история двух стран ведет к применению разных стратегий.
Британия пытается стать хвостом, которая виляет американской собакой, а Франция - надеется стать главным псом враждебной стаи, то есть занять место, освободившееся после распада СССР.
Разница усугубляется сильным положением нынешних лидеров обеих стран внутри государства. Даже если один обязан этим слабости оппозиции, а другой - удаче, в результате акцентируются врожденные рефлексы. Рассуждая задним числом, первый неоднозначный шаг США после исчезновения советской угрозы просто не мог не превратить французскую традиционную стратегию противостояния в открытую конфронтацию.
Поэтому неудивительно видеть, что российский министр иностранных дел следует в русле французской политики. Вопрос об отношении России к иракскому кризису тоже обсуждался в нашей семье, поскольку мы жили в Москве все 90-е годы и до сих пор проводим там много времени. Российский аспект хорошо укладывается в наши изыскания по поводу принципиального сходства между Британией и Францией и вносит некоторые новые соображения.
Урок, вынесенный нами из России, относится к контрасту между российским и французскими стилями противодействия США. На самом деле, лучшее средство от яда, накопившегося за время противостояния в Совете Безопасности ООН, может быть найдено по прецеденту реакции России на НАТОвскую атаку на Югославию Слободана Милошевича в 1999 году. Россия правильно оценила тогда ту войну как переход Рубикона в том смысле, что установленный международный порядок был выброшен на свалку. Суверенная государственность не давала иммунитета против нападения Соединенных Штатов, и ООН ничего не могла с этим поделать.
Французы сейчас много критикуют «сорвавшуюся с цепи» администрацию Буша; россияне так же отзывались об администрации Клинтона в 1999 году. Большинство французов поддерживавших тогда нападение на Югославию, протестуют против нынешней войны в Ираке, и, похоже, не понимают скрытого смысла такой ситуации: оправдание превентивных ударов - это вопрос отношения, а не закона.
Во время конфликта в Косово Россия придумала способ проявления своего несогласия с США. Заявляя о своем резком неприятии бомбардировок Югославии - как и сейчас в случае с Ираком - Россия, тем не менее, возобновила взаимодействие на дипломатическом и военном уровнях. Эти российские воспоминания подсказали «ничейное» разрешение нашего англо-французского спора.
Приверженность Тони Блэра безнадежной «ООНовской процедуре» привела к большим противоречиям, чем если бы он придерживался своего «косовского» подхода: ориентироваться на господствующее мнение в деле, которое считаешь правым. Но донкихотская кампания президента Жака Ширака против США - вплоть до организации антиамериканского голосования африканских стран в Совете Безопасности - была более, чем просто бесполезна. Она привела лишь к дальнейшему отравлению атмосферы.
Теперь, когда Франция присоединилась к России в противодействии использованию американской военной силы, французское правительство должно научиться новому российскому прагматизму. Это означает принятие факта собственной слабости и потери положения в мире вместе с готовностью к сотрудничеству в будущем. Отсутствие французского контингента, помимо врачей и журналистов, рядом с историческими союзниками Франции - США и Британией - кажется с каждым днем все печальнее.
Исходя из того, что Франция может внести в общее дело нечто более полезное, чем что-то вроде российского военного марш-броска на аэропорт в Приштине, г-н Ширак должен сейчас переплюнуть своего друга Бориса Ельцина. Он может даже попробовать воздействовать на американцев клинтоновской риторикой: «Мы чувствуем вашу боль после 11 сентября, и все же считаем, что вы делаете грубую ошибку на пути к залечиванию ран между друзьями и восстановления гармонии в семье наций».
