Автор статьи, Альфред Дефаго, профессор по международным отношениям Висконсин-Мэдисонского университета. Являлся послом Швейцарии в США.
Решение Совета безопасности было единодушным. В прошедший четверг все члены, за исключением отсутствовавшего представителя Сирии, проголосовали за резолюцию США, Великобритании и Испании. Резолюция отменяет санкции в отношении Ирака и одновременно закладывает фундамент для формирования в стране послевоенного порядка. В частности, ответственные американцы, как и ожидалось, пошли на некоторые тактические уступки и признали за ООН, по крайней мере, на бумаге, более значимую роль в послевоенном Ираке. Это позволило, прежде всего, французам говорить о приемлемом компромиссе. «Организация Объединенных наций снова в игре», - сказал несколько удрученно перед прессой министр иностранных дел Доминик де Вильпен (Dominique de Villepin). Однако если рассматривать ситуацию трезво, то США добились своего по всем существенным пунктам. Власть в Ираке у них, а не у ООН или Франции и ее временных союзников Германии и России.
В США в дополнение к войне в Ираке продолжается дискуссия о глобальной роли страны, ее отношении к власти и применении этой власти. Обращает на себя внимание то, что дискуссия о США как об «империи» во главе с очень уверенными в себе неоконсерваторами стала теперь почти само собой разумеющимся делом. Приводятся исторические параллели с «Британской империей» или даже с «Римской империей», даже если эти сравнения хромают больше чем на обе ноги. Имперская роль США воспринимается как должное далеко за рамками неоконсервативного лагеря, стране, в частности, уготавливается трудная, но имеющая большую будущность роль.
Газета "Wall Street Journal" на этой неделе озаглавила свой редакционный комментарий так: «Для США пришло время выступить в роли более чем просто оккупационной державы». Эти слова были камешком в огород по поводу вакуума власти в Ираке и медлительности американских военнослужащих в деле восстановления спокойствия и порядка в Багдаде. Несмотря на это, вряд ли можно было бы представить в Европе 21-го века подобные не обремененные излишней скромностью признания в своей власти, в ее использовании, а если нужно, то и в применении насилия.
Мы, европейцы, охотнее склоняемся к тому, чтобы называть эту волю к использованию власти «типично американским» явлением. Не деликатничая, быстро заговорили о «ковбойском менталитете», «страсти ввязываться в драку» или о «врожденном стремлении к насилию». Олицетворением этого образа является президент, которого в Европе называют зачастую «всегда готовым к стрельбе Рэмбо (Rambo)».
В то же время зачастую бросается в глаза то, что в себе мы, европейцы, видим людей, готовых к компромиссу, решениям на основе переговоров, и к историческому диалогу. Полезно подобные клише сверять с историческими фактами. Факт, что «генетически склонные к насилию» американцы и их дипломатия стали известны как раз своим отрицанием насилия, склонностью находить решения в результате переговоров и готовностью всегда по возможности избегать боевых действий.
В обе мировые войны американцы вступили с опозданием и лишь после мучительных дискуссий. Государственный департамент США еще в 19-м столетии заслужил похвалу всего мира за умелое посредничество в урегулировании международных конфликтов. Европейцы, напротив, имели до 1945 года репутацию исключительно агрессивных и воинственных людей. Дипломатией канонерок пользовались правительства сразу нескольких европейских стран. И обе исключительно кровавые, в конечном счете, мировые войны на самоуничтожение являли собой, собственно, гражданские войны. В итоге их континент оказался перед грудой обломков, виной чему был он сам, и перед фактом, что все его крупные государства утратили свою ведущую роль в мире. Скипетр, в конечном счете, оказался в руках Соединенных Штатов, участие которых в обоих конфликтах было решающим для их исхода.
Другими словами, американцев нельзя считать просто людьми генетически агрессивными, а европейцев - просто готовыми на компромиссы, думающими и миролюбивыми. Не менталитет людей накладывает отпечаток на оба континента в первую очередь, а исторический опыт. США до второй мировой войны - держава, но не мировая - проявляли в военно-политическом плане сдержанность, пока это требовалось. Бесконечные дебаты о власти и злоупотреблении властью накладывали отпечаток на внутриполитическую дискуссию внутри США до событий в Перл-Харборе. Лишь в 1945 году страна, долго раздумывавшая страна, наконец, оказалась готовой рассматривать власть и ее применение в качестве твердого политического обязательства в мировом масштабе. Как США справились с этой задачей в историческом плане, можно, видимо, будет сказать только через несколько десятилетий.
И наоборот, буквально из рук была выбита власть у прежде агрессивной Европы после ее краха в 1945 году, она была лишена ведущей роли в мире. Только теперь, когда власти не стало, вспомнили о таких добродетелях, как миролюбие, решения, принимаемые на основе согласия и компромиссы. Американскому публицисту Роберту Кагану (Robert Kagan) надо отдать должное хотя бы в одном, он говорил: тот, кто имеет власть, пользуется ею. У кого ее нет или лишился ее, тот делает из недостатка добродетель и предостерегает от злоупотребления ею. Последнее не обязательно должно быть плохим делом. Но и в данном случае принято говорить: «Не хвастаются тем, что не приходит подходящий случай».
