Невнятные разговоры о нескольких вещах, которые Вашингтон рассматривает в своей иранской политике в качестве помехи, становятся постепенно понятными. Вмешиваться во внутрииракские дела - это непозволительно: не для того Ирак одаривали тем, что на прелестном языке преувеличений зовется «путем к демократии». Высылка людей, которых можно подозревать в связях с «Аль-Каидой», - разумеется. Это всего лишь вслух высказанное предположение, но уже есть прецеденты. Ядерная программа, которая, быть может, не совсем мирная - но в таком случае в соседней стране, возможно, находится не найденное в Ираке оружие массового уничтожения? Режим, против которого народ, - разве тут не следует принимать какие-то меры?
Все это могло бы не иметь никаких последствий. Министр обороны Рамсфелд (Rumsfeld) заявляет, что, насколько он знает, никакой войны не планируется, а его президент, наделяющийся по должности в случае войны полномочиями верховного главнокомандующего, говорит просто: нет. То, что он заявляет и в той, и в другой своих ипостасях, имеет силу. Если завтра он скажет что-то иное, это тоже будет иметь силу. Верить тут можно только тому, что имеет твердые доказательства. Во всяком случае, оба высших представителя Пентагона признали, что даже объявленный ими самими как доказанный факт наличия военного потенциала Саддама Хусейна (Saddam Hussein) был выдумкой, преследовавшей вполне определенные цели.
Возникает подозрение, что за замечаниями об Иране кроется нечто особенное. Они могут оказаться пробным шаром, с помощью которого определяется, в каком месте он потом может лопнуть. То есть, он подходит в качестве аргумента для акции, которую позже можно выдать за неизбежную необходимость. Но вполне вероятно, что подобное подозрение является лишь выражением того недоверия «старых» европейцев, которым можно подавать руку только раз в полгода.
В прошедшие выходные телевизионный канал США АBC рассказал кое-что, что создает почву для осторожного недоверия. Говорилось о том, что Пентагон работает над «масштабной секретной программой» по свержению аятоллы. Придется прибегать к услугам иранских диссидентов и моджахедов. В конце концов, в последние тридцать лет они не сделали США ничего плохого. При этом тот факт, что, по меньшей мере, до начала 2003 года президенты, включая Клинтона (Clinton), и Государственный департамент рассматривали их в качестве важной составной части мирового терроризма, делу не мешает. Моджахеды были разоружены, но их оружие находится невдалеке от нынешних военных баз в Ираке, так сказать на удалении досягаемости. В случае, если им будет уготовано место в «западном альянсе», это окажется очень кстати.
Поучительно также обращение к изменениям стратегического порядка, которые произошли со времени последней войны в Ираке, то есть, за последние два месяца. Военно-воздушные силы США обеспечили себе в Ираке на четырех базах взлетно-посадочные полосы. Ни одно багдадское правительство не могло бы отказать в них американцам. Пока оно появится, будет и без того действовать преимущественное право оккупационной власти. Последняя обеспечила себе такие же позиции в Узбекистане, Киргизии и Пакистане, она держит поблизости авианосцы и надеется на возвращение на военную базу в Инжирлике в случае, если турецкий парламент вдруг снова не проявит свой демократизм. Иран находится в стратегическом плане в окружении. Конечно, то, что можно воспринимать лишь только как описание сложившейся ситуации, еще нельзя считать доказательством каких-то намерений.
Однако многое кажется удивительно похожим. В Санкт-Петербурге глава государства Джордж Буш (George Bush) и Владимир Путин только что предостерегли тегеранское правительство, что дадут согласие на проведение более жесткого инспектирования его ядерных объектов. Министру иностранных дел России Игорю Иванову срочно потребовалась подпись иранской стороны под соответствующим протоколом с тем, чтобы МАГАТЭ могло более полно осуществлять свой контроль. США требуют от России, чтобы та прекратила возню вокруг атомного реактора в Бушере, который, как россияне, так и иранцы характеризуют как исключительно мирный объект. Однако для Москвы ядерное предприятие имеет и политическое значение: оно должно упрочить сотрудничество между двумя государствами.
Однако Москва имеет дело не только с ядерной частью энергетической отрасли. Иран выступает в роли государства, импортирующего нефть и газ из Средней Азии из региона, являющегося в экономическом плане наиболее целесообразной альтернативой нефтепроводу, проходящему по территории Азербайджана, Грузии и Турции. Здесь тоже появляется политическая составляющая: проект должен сделать Среднюю Азию независимой от России.
С этим связаны угрозы в адрес Ирана. США сначала хотят продемонстрировать, что они в состоянии добиваться реализации своей стратегии, а Россия нет. Войны поэтому не должно быть. Одного народного восстания, инспирированного Пентагоном, будет до поры до времени достаточно для достижения благородной цели.
