26 июня 2003 года. Пусть у Владимира Путина и есть недостатки, Майкл Биньон в своей статье уже охарактеризовал его как лучшего лидера России со времен царя Александра II. Я, в общем и целом, разделяю это мнение, но мне хотелось бы провести данную параллель дальше.
Александр II покончил с феодальной системой в России, отменив крепостничество. Г-н Путин кладет конец феодализму в ином смысле. После развала коммунизма Россия вернулась к состоянию анархии, напомнившему средние века после падения Рима. Главным направлением деятельности в сфере политики и экономики было разграбление. Самые проворные и беспощадные грабители сумели экспоненциально увеличить свое богатство и власть. Такой была история России при президенте Ельцине, квинтэссенции "слабого короля" начала средневековья, окруженного и контролируемого всесильными баронами, которых в России называют "олигархами".
Но по мере того как олигархи становились все богаче, их интересы переключались с продолжения разграбления на сохранение того, что у них уже было. Это был переход от анархии к порядку, который олицетворяет г-н Путин. В данном случае историческая аналогия заключается в том, что анархический феодализм, где власть опирается исключительно на богатство и военную силу, замещается более централизованным, управляемым на основе закона государством начала современной эпохи.
Г-н Путин достиг примечательных успехов в руководстве этим переходом, создав основы правовой системы и зачаточную рыночную экономику, но ему не удалось достичь двух из самых важных целей. Гражданская война в Чечне продолжается с такой же жестокостью, что и прежде, а глобальное влияние России сократилось почти до нуля, особенно после иракского конфликта.
Обе эти неудачи связаны с психологическим недостатком российского политического истеблишмента: отказом согласиться с тем, что мир стал иным после "холодной войны", когда самыми важными принципами дипломатии в отношениях между Востоком и Западом были уважение международных границ, абсолютный национальный суверенитет и "невмешательство" во внутренние дела других государств. Вместо этого сегодня мы наблюдаем появление глобальных держав и альянсов, которые заявляют как о своем праве, так и о своем моральном долге принудительно распространять общечеловеческие ценности за пределы своих национальных границ - если необходимо, путем применения военной силы.
Идеалисты, в том числе Тони Блэр (Tony Blair), иногда называют это "новым мировым порядком". Циники, включая и г-на Путина, называют это неоимпериализмом или pax americana. Но, как это ни назови, после Ирака в глобальной политике происходит стремительная эрозия понятия национального суверенитета. Вопрос в том, нужно ли сегодня сопротивляться или соглашаться на эту, наиболее спорную, форму глобализации.
Если вы хотите сформировать собственное мнение по этому вопросу огромной важности, а также разобраться в том, как он связан с некоторыми из наиболее актуальных вопросов сегодняшней английской и международной политики - позвольте мне дать вам необычную рекомендацию. Вам следует сделать то, что сделал я в прошлую пятницу. Купите, выпросите или украдите билет на короткую пьесу со следующим громоздким названием "I have before me a remarkable document written by a young lady from Rwanda" ("Передо мною примечательный документ, написанный молодой женщиной из Руанды"). Фактически, г-н Блэр поступил бы хорошо, если бы пригласил г-на Путина посмотреть эту пьесу, и не только потому, что в ней идет речь о вопросах огромной геополитической важности, но также и потому, что она отражает многое из того лучшего, что есть в жизни Великобритании сегодня.
Эта пьеса дает представление о жизнестойкости английской культуры и способности английского театра постоянно возрождаться и расти вверх от своих корней, несмотря на скандальные ошибки в руководстве деятельностью наших великих национальных компаний, таких, например, как "Королевская шекспировская компания" (Royal Shakespeare Company, RSC). Эта пьеса идет в крохотном театре "Финборо" (Finborough), что расположен над пабом в Эрлс-Корте (Earls Court - район Лондона - прим. пер.). На постановку пьесы были затрачены небольшие деньги, однако игра актеров была великолепной, текст сценария был по-настоящему поэтичным, а театр был полон. Я, однако, не театральный критик, а потому позвольте объяснить вам, почему я упоминаю здесь об этой пьесе.
В пьесе повествуется о наивной молодой африканке, которая нашла убежище в Лондоне, после того как во время геноцида против племени тутси в Руанде на ее глазах убили ее процветавшую семью из среднего класса. Пьеса строится на серии воспоминаний, когда эта женщина пытается записать на бумаге историю своей жизни с помощью романиста-неудачника, который стал работать в центре помощи беженцам.
Эта история, в основу которой положен личный опыт Сони Линден, сценаристки, работавшей именно в этом качестве в Медицинском фонде для жертв пыток (Medical Foundation for Victims of Torture) в Камден-Тауне (Camden Town - район Лондона - прим. пер.), обладает такой же могучей силой, как персональные хроники нацистского холокоста, начиная с Анны Франк (спектакль "Дневник Анны Франк" - прим. пер.) - силой трансформации холодных, абстрактных, статистических ужасов геноцида в страшно постижимые реалии повседневной жизни. Убийцы требуют денег, чтобы отец нашей героини мог купить себе "чистую" смерть от одной пули - но даже эта окончательная сделка оказывается вероломным обманом, ибо у человека начинают отсекать одну конечность за другой.
На интеллектуальном, или литературном, уровне темами этой пьесы являются отношения между абстракцией и реальностью, между общим и специфичным, между цивилизацией и варварством, которые ужасающе суммированы в известной поговорке Сталина "Смерть одного человека - трагедия, смерть миллионов - статистика".
Однако меня не меньше поразил другой политический подтекст руандийской истории, который, я уверен, автор не подразумевал. Эта пьеса являет собой лучшее оправдание вторжения в Ирак - и железную защиту от утверждений, что эта война была неоправданной, потому что никакого оружия массового поражения (ОМП) пока не найдено. Холокост в Руанде - и другие столь же ужасающие акты геноцида в Африке до и после - создал бесспорное моральное основание для отказа от национального суверенитета как абсолютного принципа международного права.
Как это ни иронично, либеральные "левые" (включая и значительную часть зрителей, присутствовавших на спектакле о Руанде) поняли этот аргумент наоборот. Либеральные комментаторы все еще доказывают, что, поскольку мировое сообщество не сумело остановить массовую резню в Африке, убийства в Ираке тоже следует разрешить. Но большинство людей, чьи суждения не отягощены учеными степенями доктора философии или международного права, способны видеть истину сквозь этот абсурд. Если вы хотите, чтобы мировое сообщество выступало против поддерживаемых государством убийц, мучителей и геноцидных маньяков - чего, к стыду своему, не сумели сделать миротворцы Организации Объединенных Наций (ООН) в Руанде и Боснии - надо где-нибудь начинать и надо применять военную силу.
Вот почему, вне зависимости от "реальных" мотивов администрации Буша-младшего (George W. Bush) - касаются ли они нефти, мести или просто избирательной кампании - война в Ираке может войти в историю как событие, которое породило идею базирующегося на морально-этических соображениях международного правления и уничтожило безусловный суверенитет национальных государственных образований.
Это еще более справедливо сегодня, чем несколько месяцев назад. Если отбросить вопрос об ОМП, вторжение в Ирак можно оправдать, только апеллируя к морали и правам человека, а эти ценности теперь перманентно будут стоять на повестке дня глобальной политики. Но даже если военная интервенция в очередной Руанде и будет одобрена в принципе, кто станет мировым жандармом?
Это возвращает меня к господам Путину и Блэру. Г-н Блэр является самым красноречивым в мире истолкователем "нового мирового порядка", включая и принцип военной интервенции с целью защиты общечеловеческих ценностей. Россия между тем является самым решительным противником любого подобного подхода к мировым делам. Если международная дипломатия когда-либо формально примет подобный принцип, ничем не ограничиваемый государственный суверенитет, национальное самоопределение и уважение границ улетучатся. Для российского политического истеблишмента, все еще погруженного в сталинскую ксенофобию, это страшная угроза. Именно принцип невмешательства, в конечном итоге, превосходил все остальное в российской оппозиции войне в Ираке. Но давайте подумаем о немыслимом и предположим, что смягчение российского помешательства на национальном суверенитете могло бы помочь г-ну Путину решить две самые непреодолимые проблемы и трансформировать его президентство из "хорошего" в "великое".
У себя дома он мог бы попросить иностранной помощи для Чечни или, по меньшей мере, пригласить туда наблюдателей. Тем самым он сделал бы чеченский конфликт интернациональным, добился бы большего понимания российской позиции, принудил бы к сотрудничеству Грузию и, быть может, даже заставил российскую армию повысить собственную военную эффективность и уважение к правам человека. За границей г-н Путин мог бы активно поддержать принцип гуманитарной военной интервенции не только в Ираке, но также в Африке и даже на Балканах.
Поступая таким образом, г-н Путин мог бы заслужить восхищение Европы и предложить своему военному истеблишменту новую роль на мировой арене. Он мог бы укрепить ООН, предложив ей доступ к военным ресурсам, которые были бы независимыми от Вашингтона, Лондона и Парижа. Он мог бы снова заставить уважать Россию как активного игрока в глобальной дипломатии, но на этот раз с морально-этической составляющей. Люди даже могли бы начать думать о второй - милостивой - сверхдержаве.
