Где находится Екатеринбург? Правильно: в самой восточной части Европы. Это нетрудно видеть, по крайней последние два дня, когда туда для проведения шестых по счету германо-российских правительственных консультаций отправились канцлер и его правительство. Оттуда слышались заверения, что отношения между двумя странами «вряд ли могут быть лучше» (Герхард Шредер - Gerhard Schroeder), что согласие по всем вопросам «огромно» (тоже Шредер), а диалог становится тем более «непринужденным», чем чаще происходят встречи (Владимир Путин). Эти уже доставляющие удовольствие слова стали рутинными. Действительно, российский глава государства и немецкий глава правительства стали встречаться так часто, что "встречи в верхах" уже потеряли свое значение. Соблюдается мера. В личных отношениях между канцлером и президентом ничто не напоминает об истеричной сердечности прошлых лет. Встречи происходят не в сауне - собираются вокруг рождественской елки.
Один раз в год встречаются члены правительства, по-новому делаются заявления о намерениях относительно углубления экономических отношений, облегчения визового режима, необходимости большего внимания обмену в культурной области - говорят о прогрессе. Между тем, немецкая экономика недовольна, что дается он с трудом, однако тот, кто ищет, прежде всего, сотрудничества с крупными российскими компаниями, должен знать, что его маневр ограничен определенными границами.
Нетрудно определить, до какой черты немецкая экономика может пользоваться успехами экономики российской. Поэтому немцы охотно держатся государственного энергетического сектора. Он выгадывает от экономического подъема больше всего. Семь процентов только за первое полугодие 2003 года - впечатляет. То, что этот рост почти полностью базируется на прибылях, получаемых на бизнесе с сырьевыми ресурсами, и то, что государственные концерны все еще остаются самым большим препятствием для того, чтобы сделать их полезными для всей экономики, - это не немецкая проблема. Кстати, то, что немецкие компании, что касается инвестиций в частный энергетический сектор, проявляют сдержанность, говорит о не таком уж большом доверии к российской экономике.
И все же итоговый баланс верен: в общей сложности в Екатеринбурге были заключены соглашения на общую сумму более одного миллиарда евро. Сотрудничество в других областях преуспевает в меньшей степени: министерства иностранных стран обеих сторон в настоящее время не изнуряют себя интенсивной работой над облегчением визового режима. А культурный обмен наталкивается там на границы, где хранители фондов обеих сторон предъявляют друг другу тщательно выверенные списки с перечнем так называемых «трофейных произведений». Тем не менее, германо-российские отношения «вряд ли могли бы быть еще лучше». То, что все кажется не таким уж мрачным, объясняется, возможно, тем, что обе стороны согласны обсуждать вопросы, остающиеся открытыми, за закрытыми дверями. Так говорят. Какие неизведанные глубины там изучаются? Война в Чечне, имитация выборов в одной из российских республик, захват власти сотрудниками спецслужб из российского государственного аппарата и рост их влияния на частный сектор российской экономики, несвобода российских средств массовой информации? Скорее всего, вопросы, способные омрачить взаимные отношения, не поднимались. Их отдают на откуп экспертов из так называемых неправительственных организаций, которые порой создают впечатление, будто они представляют собой двухсторонние комиссии. Они облегчают власть предержащим совесть, а дипломатам - их работу.
В конце концов, мировая политика решается не в Екатеринбурге. Шредер и Путин могут быть более чем едины в вопросе о роли Организации Объединенных наций в Ираке, но влиянию их от этого не возрастет. Все по-прежнему решает держава под названием США. Отношения Владимира Путина и Джорджа Буша (George Bush) остаются удивительно ничем не омраченными и после всех разногласий по поводу войны в Ираке. Это могло бы вызывать удивление у союзных противников войны Жака Ширака (Jacques Chirac) и Герхарда Шредера. Одного взгляда в глаза Путина для того, чтобы найти объяснение доверию, которое испытывает к нему Буш, будет недостаточно. Быть может, Путину удалось изменить американский взгляд на свою страну, и Джордж Буш видит теперь в России не восточную окраину старой, а центр новой Европы.
