Саранск. Возвратившись домой из Чечни, капитан Сергей Мясников и другие люди его элитного милицейского формирования думали только о том, чтобы напиться и забыться. Они легко приходили в ярость, так как испытывали горечь из-за денег, которые, как они считали, им причитаются, но которых они так и не получили; кроме того, они были раздражены, поскольку им пришлось участвовать в войне, которую мало кто из них одобряет.
"Когда мы возвращались домой, - вспоминает Мясников, - то напивались как свиньи". Ныне он наблюдает за правоохранительными органами со стороны, так как в чеченской засаде ему раскроили череп, который пришлось латать с помощью пластмассовой пластины. И он замечает, что милиционеры стали совсем иными, чем десятилетие назад, когда он поступал на службу в милицию. "Я вижу, как они меняются в Чечне, - сказал он. - Когда они возвращаются, они похожи на зомби".
Мясников был ментом, а не воином, но в России сегодня, после почти десятилетия то разгорающихся, то затихающих боев в Чечне, различие между этими двумя профессиями становится все менее заметным. Милицейские отряды со всей России участвуют в этом конфликте, при этом людей заманивают обещаниями дополнительных денег, а нередко и принуждают ехать в так называемые "служебные командировки". Использование милицейских отрядов совместно с армейскими частями является стратегией российского правительства, которое пытается рисовать эту войну как ограниченную антитеррористическую операцию.
Российские сотрудники ГИБДД, бойцы подразделений по борьбе с массовыми беспорядками, а также обычные постовые милиционеры, задачей которых является поддержание законности и порядка в нарождающейся российской демократии, вместо этого тратят годы жизни, приучаясь к беззаконию и беспорядку в одной из самых жестоких в мире гражданских войн. Подобно Мясникову, они возвращаются в гражданскую Россию изменившимися, становясь новым племенем озлобленных, разочарованных милиционеров, которые подрабатывают как наемники.
Активисты правозащитных организаций видят в этом угрозу, которая, быть может, станет одним из долговременных последствий чеченской войны для остальных регионов России. Они опасаются неблагоприятных последствий для процесса формирования демократических институтов, когда гарантов закона самих обвиняют в нарушении прав человека в зоне военных действий борцы за права человека и, в очень редких случаях, прокуроры.
"За 8 лет в Чечне перебывали чуть ли не все сотрудники российской милиции. Они привыкли убивать и совершать незаконные насильственные действия и этот опыт они привозят с собой домой", - сказал Лев Пономарев, лидер правозащитной группы.
В пригороде Москвы учащиеся чеченского драмкружка подверглись нападению в своем общежитии в 2001 году, а затем вновь в 2002 году со стороны сотрудников милицейского подразделения по борьбе с организованной преступностью, которые говорили, что неделей раньше возвратились из Чечни и "хотят отомстить за своего погибшего друга", вспоминает один из учащихся, Рустам Милкеев.
В Перми рядовые сотрудники ГИБДД, останавливая чеченцев, просят взятку на ломаном чеченском языке, сказал чеченский бизнесмен Асланбек Динаев. "Избежать задержания можно только, если заплатишь", - сказал он.
В Нижнем Новгороде недавно один офицер милиции, только что возвратившийся из Чечни, открыл огонь по толпе гражданских людей. Его начальники говорят, что он это сделал потому, что подумал, что услышал речь мусульманина.
"Мы возвращаемся более жестокими. Это точно. Люди, которые там побывали, гораздо чаще, чем нужно, выхватывают оружие", - сказал Алексей, милицейский сыщик с ужасным шрамом в память о Чечне, решившийся говорить при условии анонимности. В эти дни он выслеживает бандитов на улицах Перми. "(После Чечни) начинаешь смотреть на мир другими глазами. Совершенно теряешь чувство страха", - утверждает он.
"Мы получили приказ и должны были ехать", - рассказывал Мясников, превратившийся в костлявое привидение, чьи дни являются чередой судебных слушаний, болеутоляющих лекарств и денежных затруднений. В свои 37 лет он никогда уже не сможет работать. "И за что? За какую такую родину мы страдали? Никто не нападал на мой Саранск".
В ходе недавно взятых интервью у более десятка действующих и бывших сотрудников милиции в трех российских городах все заявили, что воевали за деньги и потому, что знали наверняка, что потеряют свою работу, если откажутся ехать. Они возвращались домой взбешенными и были способны на неспровоцированные вспышки насилия, которые пагубно отражались на их семьях. А через несколько недель они снова выходили на улицы, не получив или почти не получив реабилитационной помощи в приспособлении к гражданской жизни.
"Мы туда ездим не за так, это точно, - сказал один действующий пермский милиционер, который все сильнее противится уговорам начальства снова ехать в Чечню. - Если сейчас они нам не заплатят больше, мы больше туда не поедем".
Многие признаются в коррупции, причем как в Чечне, так и дома. "Невозможно прокормить семью на 100 долл. США в месяц", - говорит один сотрудник милиции из Санкт-Петербурга, который то ловит карманников на улице, то воюет в Чечне. Они с другом оба пытаются заработать деньги на стороне. "Мы это делаем, но это незаконно", - говорит его друг. В Чечне, если они хотели "питаться как люди", им приходилось покупать еду на свои деньги. Им выдавали ограниченный запас патронов, и приходилось их прикупать у военных по цене 1 руб. за патрон.
"Когда возвратишься домой, думаешь, что все хорошо, а потом вдруг смотришь на часы и внезапно спохватываешься при мысли 'А когда мне снова заступать в наряд на КПП', или вдруг начинаешь искать под кроватью свой автомат, или же, услышав выхлоп автомобильного глушителя, пытаешься нырнуть в укрытие", - сказал один из воевавших в Чечне милиционеров. - Это все отголоски Чечни".
Половина, по меньшей мере, а то и все 80% из примерно 1,8 миллиона сотрудников милиции прошли Чечню. Министерство внутренних дел (МВД) России отказывается называть точные цифры. В "Новой Газете" приводятся данные о том, что с 1999 года в Чечне погибли 1100 сотрудников милиции со всей России.
Правозащитники утверждают, что милицейские отряды из других регионов России совершают значительную часть наиболее серьезных правонарушений в Чечне, в том числе во время "зачисток", которые связываются с убийствами, изнасилованиями, вымогательством денег и исчезновениями людей. В Чечне в результате "зачисток" исчезли более 2500 чеченцев.
Правозащитники "Мемориала" сообщают, что им известны всего семь случаев судебного преследования сотрудников милиции за преступления против чеченцев, причем всего четыре сотрудника милиции были отправлены в тюрьму. Никто не знает, сколько преступлений совершено в других регионах России теми милиционерами, которые воевали в Чечне. МВД об этом предпочитает не говорить.
Во всех регионах России местные управления милиции получают приказы, где сказано, сколько людей они должны отправить в Чечню. Поначалу льготы были значительными: двойной оклад для сотрудников милиции, которые обыкновенно получают 100 долл. США в месяц, а также денежная надбавка за участие в боевых действиях и, кроме того, срок пребывания в зоне боевых действий засчитывался в стаж службы для начисления пенсии в тройном размере. Но в прошлом году сроки командировки были увеличены с 3 до 6 месяцев, а выплата "боевых" была практически отменена.
Мясников никогда не собирался воевать. Работая ремонтником на саранской фабрике осветительных приборов "Лисма", он в начале 1990-х годов записался в элитное милицейское формирование, Специальный отряд быстрого реагирования (СОБР). До этого он отслужил срочную службу в войсках связи Одесского военного округа, где его главным оружием, как он шутил, являлась авторучка.
Мясников, по словам его жены, вовсе не был похож на "военного человека". В Саранске бойцов СОБРа, в котором состоял Мясников, готовили к борьбе с организованной преступностью, к освобождению заложников и к штурму зданий. Но в Саранске работы для СОБРа было мало. За все годы службы в этом городе в Мясникова ни разу не стреляли.
К 2000 году он успел побывать в Чечне 3 раза, так как там хорошо платили, и кроме того, он опасался, что в случае отказа от очередной командировки в Чечню будет уволен из милиции. Когда же ему предложили ехать в четвертый раз, он начал сопротивляться, как это делает все большее число сотрудников милиции в наши дни. "Сергей не хотел ехать, это я его уговорил, - сказал его друг, Алексей Талалаев, который учился на бухгалтера, а оказался в СОБРе.
В понедельник 24 июня 2000 года, около 6 утра, Мясников разбудил Талалаева в их казарме в центре Грозного и сказал, что пора ехать на "зачистку". Куда, им не сказали. Они вместе с примерно 30 другими милиционерами взобрались в кузов "Урала". В Старопромысловском районе Грозного их автомобиль подорвался на радиоуправляемом фугасе. Двое были убиты на месте, а третий умер позднее. Десятки людей получили ранения. Мясникову раскроило череп; тело Талалаева было нашпиговано шрапнелью так сильно, что врачи решили ее не извлекать, иначе он весь оказался бы в дырках.
Возвратившись домой инвалидами, двое друзей-собровцев подверглись новым унижениям, будучи вынужденными в судебном порядке заставлять правительство выплатить им компенсацию за утрату трудоспособности.
Поначалу Мясников получил всего 370 долл. США в качестве страховки. Затем он выиграл в суде иск, в соответствии с которым ему полагалась единовременная выплата в сумме 1700 долл. за участие в войне "против терроризма". Суд, кроме того, назначил Мясникову получать дополнительно 95 долл. в месяц, но эта сумма ему не выплачивается с весны. На сегодняшний день семья Мясниковых в составе 4 человек живет на его ежемесячную пенсию в 135 долл. и зарплату его жены в 45 долл.
В августе один судья присудил Мясникову компенсацию в размере 1,6 млн. руб. В отчете о судебном заседании, который появился в российской прессе, говорилось, что эта сумма является самой большой, которую когда-либо присуждали российскому милиционеру, воевавшему в Чечне. Местные власти опротестовали это решение суда, заявив, что они не завидуют Мясникову, однако считают это решение несправедливым, потому что в Саранске никто из милиционеров, кто тоже был изувечен в Чечне, таких денег не получал.
За службу в Чечне Мясников был награжден тремя медалями; самая почетная из них дана ему "за героизм при наведении общественного порядка". Он с трудом сдерживается, когда его жена вынимает эти медали. Милиция, говорит он, это "сумасшедший дом", а элитные подразделения вроде того, в котором служил он сам, "и того хуже". И в придачу ко всему еще война. Его дочери, 11 и 15 лет, почти ничего не знают о том, что он делал в Чечне. Он никогда им не рассказывал о "зачистках".
