Как американцы, подводя итоги этого беспокойного года, должны оценивать войну в Ираке и связанные с ней внешнеполитические проблемы? Что было верным, а что - ошибкой и почему? Еще долгие годы историки будут искать ответы на эти вопросы. Можно уже сейчас вообразить длинный список книг, которые будут посвящены этому году в истории Ирака. К примеру, книга Дэвида Халберстэма (David Halberstam) «Лучший и самый яркий» помогла нам понять людей и идеи, которые привели к войне во Вьетнаме.
Некоторые предварительные ответы на эти важные вопросы можно найти в замечательном эссе Димитрия Саймса (Dimitri K. Simes), которое публикуется в номере журнала Foreign Affairs за ноябрь-декабрь. Эссе под заголовком «Имперская дилемма Америки» - это лучший из кратких анализов, из которого становится понятно наше нынешнее положение и причины, благодаря которым мы в него попали. Основной тезис Саймса - это тезис о том, что внешняя политика США вышла за рамки своей традиционной структуры, которая была сформирована на основе тщательного анализа американских национальных интересов.
Основанный на новых ценностях подход, кульминацией которого стала война президента Буша в Ираке, в качестве главного оправдания использует моральный императив - свергнуть Саддама Хусейна, а не стремление взять под контроль иракскую нефть, добиться уничтожения оружия массового поражения страны или достичь других прагматических целей. Интригующим в аргументации Саймса является то, что он находит элементы этой моралистической внешней политики в крестовых походах Билла Клинтона в Гаити, Боснии и Косово, цель которых заключалась в создании нового режима власти в этих странах. Возможно, это неудачная попытка Саймса создать впечатление, что внешняя политика Буша является в чем-то продолжением политики Клинтона.
Саймс говорит о том, что принято называть «реалистичной» школой консервативных аналитиков внешней политики. Он является президентом Центра Никсона в Вашингтоне, и, следовательно, он «никсоновец» (если этот термин может сейчас использоваться в положительном смысле), поддерживающий твердолобый прагматизм старого истеблишмента дорейгановской эпохи. Одна очевидная мишень критического анализа Саймса - это неоконсерваторы, яркими представителями которых являются заместитель министра обороны Пол Вулфовиц (Paul Wolfowitz) и советник Пентагона Ричард Перл (Richard Perle).
И хотя Саймс в реальности не определяет их стратегические взгляды, я мог бы доказать, что неоконсерваторы уверены в следующем: Америка теперь настолько могущественна, что может трансформировать режимы в странах, представляющих угрозу, а не переделывать уже существующие режимы, пребывающие в запущенном состоянии. Это неоконсерватизм, соединенный с морализмом президента Буша и советника по национальной безопасности Кондолизы Райс (Condoleezza Rice).
Они говорили о внешней политике, как правило, используя термины «правильный» и «неправильный». Они говорили о борьбе между силами свободы, которые олицетворяют Соединенные Штаты, и силами, которых Буш называет «дьявольскими». Последние воплощены в образах Усамы бен Ладена и Саддама Хусейна. Именно этот симбиоз морализма и стратегии трансформации режимов и был положен в основу иракской войны.
Никсоновская традиция на Ближнем Востоке состояла в поддержании статуса-кво, то есть в одновременном заигрывании с Израилем и арабами, сомнительных сделках с коррумпированными диктаторами - все это оправдывалось тем, что национальные интересы США требуют обеспечения стабильных поставок нефти. Но после 11-го сентября Буш и его советники пришли к выводу, что этот статус-кво смертельно опасен. Они полагали, что, свергнув Саддама Хусейна, они начнут преобразовывать весь арабский мир и сделают его более свободным и демократическим и менее опасным для остального мира. И хотя в тот период утверждалось, что эта политика стала итогом трезвого анализа интересов национальной безопасности, на самом деле все это было больше похоже на выбор участника азартной игры.
«Во внешней политике США произошел отход от основанных на национальных интересах благородных традиций, которые были призваны поддержать форму глобального социального проектирования, - отмечает Саймс. - В этой обстановке родилось новое утопическое понятие о том, что США имеют право и обязаны способствовать развитию демократии везде, где это возможно, и в случае необходимости должны применять силу». Ценность этого эссе Саймса в том, что он излагает вопрос четко и прямолинейно.
Однако готова ли Америка с политической и культурной точки зрения играть имперскую роль, о которой говорят сторонники идеи трансформации режимов? Саймс говорит о необходимости реалистического подхода: «Пришло время для того, чтобы внешняя политика Вашингтона формировалась на основе трезвой оценки американских интересов".
Но о чем думает президент Буш? У него много советников, которые имеют опыт работы в реалистичном мире его отца, который воплощал старый истеблишмент Республиканской партии. После того, как в августе ситуация на иракской войне начала ухудшаться, Джордж Буш, судя по всему, повернулся лицом к лагерю реалистов, поборником которого мог бы стать глава Временной администрации Ирака Пол Бремер (Paul Bremer). Но в то же время в выступлениях Буша усилилась поддерживаемая неоконсерваторами риторика о необходимости преобразования арабского мира.
На прошлой неделе в своих речах Буш рассуждал о своей личной убежденности в том, что миссия Америки состоит в поддержке свободы во всем мире. Слушая эти речи, можно было не сомневаться, что в душе он является моралистом. Это наиболее красноречивая и убедительная сторона Буша. Но в то же время, если верить Саймсу, она является также самой опасной. Создается ощущение, что в конце года внутри администрации США разум с сердцем не в ладу. Такое противоречие является естественным.
* Дэвид Игнатиус - один из ведущих комментаторов The Washington Post по экономическим вопросам и проблемам международной политики
