11 февраля 2004 года. Никому на Западе, в сущности, не следовало бы удивляться тому курсу, на который вступила Россия при администрации президента Владимира Путина.
Отход от либерализма в направлении системы "управляемого плюрализма" в России отражает желание нынешнего правительства контролировать масштабы и темпы реформ.
Но кое для кого, быть может, стало новостью то, что Путин и его команда не воодушевлены ностальгией по воображаемому советскому прошлому. Нет, их вдохновляет очевидный успех их ближайшего азиатского соседа, Китая, и они все больше соглашаются с китайской критикой того пути реформ, который выбрал бывший президент Борис Ельцин.
Кристофер Марш (Christopher Marsh), директор программы азиатских исследований в Бейлорском университете (Baylor University), заметил по этому поводу: "Китайцы активно изучают, 'что не удалось' в России и в других странах Восточной Европы, в надежде разработать политику, которая обеспечит им продолжение экономического роста и постепенное укрепление плюрализма, не приводя в то же время к насильственному или внезапному разрушению нынешней системы. Такие идеи, как, например, сравнение 'контролируемого' и 'неконтролируемого' переходов (к новой системе), пронизывают научные исследования в Китае на темы постсоветской политики России".
Ирина Хакамада, один из лидеров правоцентристского Союза правых сил (СПС) и кандидат в президенты на выборах 2004 года, выступая в конце января в Никсоновском центре (Nixon Center) в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, заявила, что Путин и его ближайшие советники изучают "китайский вариант". Они отмечают, что, хотя Китай не является демократической страной, его стабильное правительство добилось успеха в привлечении международного капитала через крупных корпоративных инвесторов.
Этот факт не остался без внимания политических руководителей России. Лидер Коммунистической партии Геннадий Зюганов, выступая в сентябре 2003 года на конференции молодых руководителей, которая проводилась под эгидой фонда "Открытая Россия", задал такой вопрос: "Почему Китай получил инвестиций на 77 млрд. долл. США и почему ничего не получила 'демократическая' Россия?"
Хакамада полагает, что команда Путина так отвечает на этот вопрос: инвесторы находят, что легче вести дела со стабильным и предсказуемым правительством, даже если оно и не является демократическим. Иными словами, крупные инвесторы предпочитают автократический, но стабильный режим демократическому, но хаотичному.
И, по словам Хакамады, малый бизнес в России пришел к такому же выводу, а это помогает объяснить сильную поддержку российского президента среди предпринимателей.
Дмитрий Саймс (Dimtri K. Simes), президент Никсоновского центра, с этим согласен. В Москве, отметил он, существуют значительная зависть и уважение к политическим и экономическим достижениям китайского руководства. Не только во внутренних делах, но и в международных отношениях тоже "ролевой моделью является Китай".
Это имеет важные последствия. В 1990-е годы россияне надеялись, что их с распростертыми объятиями примут в Евроатлантическое сообщество, и что Россия, быть может, даже станет одним из вице-председателей совета, наряду с Великобританией. Напротив, Китай сосредоточился на укреплении своего положения как ключевой региональной державы Восточной Азии. Кремль все больше принимает эту стратегию в отношениях с Евразией.
"Китаизированная" Россия в некоторых отношениях может стать более стабильной и предсказуемой Россией, такой Россией, где существуют стабильные, пусть даже и более ограниченные зоны плюрализма, такой Россией, которая больше предрасположена к сотрудничеству с Соединенными Штатами по ключевым вопросам, представляющим взаимный интерес, но менее заинтересована в "партнерстве" с Западом.
Это также имеет реальные последствия для американского проекта трансформации Ближнего и Среднего Востока "на протяжении жизни одного поколения". Китайская модель контролируемых реформ может, в конечном итоге, оказаться более полезной для создания государств и обществ, которые будут одновременно более открытыми и стабильными, чем тот процесс "созидательного разрушения", который был характерен для России Бориса Ельцина.
Дэвид Лэмптон (David M. Lampton), рассуждая о китайско-американских отношениях на страницах последнего номера "The National Interest", приходит к заключению, что "американцы должны сбалансировать импульсивное желание воспринимать Китай таким, каков он есть, с пророческим видением Китая, каким он может стать". Это разумный совет, который следует распространить также и на Россию.
