Симон Монтефиоре является автором готовящейся к изданию книги "Сталин: Двор Красного Царя"
14 марта 2004 года. Владимир Путин, который сегодня должен быть переизбран в президенты России, никогда не станет либерально-демократическим политиком в западном стиле, как бы сильно мы этого ни желали. Он является квинтэссенцией российского лидера с очень традиционными надеждами и интересами, и до тех пор, когда Запад к этому привыкнет, он будет оставаться провоцирующим источником неудовлетворенности и разочарования.
Когда Путин сходит с демократического пути - как, например, случилось, когда он внезапно уволил своего премьер-министра и распустил весь кабинет, - западные обозреватели проявляют тенденцию либо критиковать его за авторитаризм, либо просто объявлять его "загадкой". А мы ставим давно известные вопросы. Является Путин реформатором или сторонником жесткого курса? Действует он сам по себе или находится под контролем "силовиков", захвативших власть в Кремле? По чьему приказу, президента или "силовиков", был арестован нефтяной магнат Михаил Ходорковский? Кто приказал взять под контроль средства массовой информации (СМИ), отобрав их у прежних владельцев? Кто раз за разом отдает приказы о проведении "чисток" в Чечне?
Либеральный лидер-реформатор в России уподобляется Святому Граалю Кремля, но поиски такого лидера столь же обманчивы и безнадежны, что и поиски материальных останков Тайной Вечери. Верите или нет, в 1930-х годах некоторые западные аналитики настаивали, что Сталин является "умеренным", но находится под контролем экстремистов вроде шефа тайной полиции Николая Ежова. Следующей великой надеждой стал Хрущев после того, как он осудил Сталина и положил конец террору 1950-х годов, однако в действительности его интересовали личная власть, консолидация государства и марксизм-ленинизм. Михаил Горбачев был реформатором, но не либералом - его подлинным желанием было реформировать марксизм-ленинизм, а не похоронить это учение.
Поэтому ставить вопрос, а действительно ли Путин является "реформатором", в сущности, неправильно: в России реформаторы бывают разные. Даже Борис Ельцин, который в начале 1990-х годов не захотел наделить настоящей властью прозападных сторонников свободного рынка, в конечном счете, понял, что о прогрессе в России судят по способности контролировать, консолидировать и укреплять власть государства.
Интриги Кремля остаются настолько туманными, что кремлинологи 2004 года едва ли окажутся более везучими, чем те, кто был в 1964 или в 1704 году. Но мы все равно можем отыскать несколько интересных нюансов в этих таинственных танцах за кремлевскими стенами.
После ареста в прошлом году Ходорковского некоторые западные политологи полагали, что он стал следствием победы сторонников жесткого курса в спорах с демократами относительно направления либеральных реформ. Это было заблуждение: Ходорковский был арестован лишь после того, как начал активно вмешиваться в политику. Ущерб для либеральных ценностей был, скорее всего, сопутствующим, но этот инцидент свидетельствует, насколько скрытным всегда оставался интерес Путина к либеральной демократии.
Даже сегодня политики в России напоминают скорее средневековых вассалов, которые сохраняют верность тому, у кого есть власть, нежели лидеров идеологических партий. Почти все вопросы решаются с помощью покровителей и нужных людей. На всем протяжении "холодной войны" кремлинологи не спали ночи напролет, пытаясь угадать, какой член Политбюро ЦК КПСС какой курс поддерживает. И только великие умы вроде Ричарда Пайпса (Richard Pipes) или Роберта Конквеста (Robert Conquest) понимали непреодолимый магнетизм государственной власти и наивысшую важность покровительства. Марксизм был жизненно важен, но внутри марксизма господствовали персональные связи. Сталин являлся мастером смертоносного террора, но мог выступать на удивление лояльным патроном.
Когда я в Москве изучал архивные документы Коммунистической партии и знакомился с личными бумагами Сталина, то понял, что власть была неформальной и личной и осуществлялась она чаще не на заседаниях Политбюро, а на ночных попойках. Главную роль играли тайная зависть и межведомственные распри. Каждый магнат приводил с собой сторонников из своей базы власти, в том числе многочисленных родственников, или "хвост". Жены получали работу - и помогали мужьям. Даже дети членов Политбюро вступали в брак с себе подобными.
Сталин ненавидел этих "великих князей", как он их именовал, потому что они нередко его предавали, когда это отвечало интересам их окружения. Он считал всякое покровительство, кроме собственного, препятствием для государственной власти (что, разумеется, означало и препятствие для самого Сталина). Очень редко все эти распри имели под собой идеологическую подоплеку: просто всякий боролся за власть.
Это было справедливо в течение всего периода 1920-1990-х годов - и остается таковым по сей день. Разве что сегодня, когда нет больше марксизма, личные связи стали играть еще более важную роль. Этим отчасти объясняется падение олигархов, миллиардеров вроде Ходорковского, который стал золотым "хвостом" Ельцина. В этом следует искать также причину того, почему Путин создает собственный "хвост": новое поколение плутократов вроде Алексея Миллера, который командует "Газпромом", и Сергея Чемезова и Андрея Белянинова, бывших сотрудников Комитета государственной безопасности (КГБ), которые стали во главе "Рособоронэкспорта". Путин не имеет ничего против олигархов. Ему просто нужны собственные.
Кроме того, некоторые западные обозреватели, кажется, шокированы тем, что Путин назначает столь многих из своих прежних ка-гэ-бэшных сослуживцев на руководящие посты в бизнесе и в правительстве. При этом они игнорируют тот факт, что с 1918 года российские чекисты постоянно присутствовали в правительстве, в экономике и даже в искусстве. Лаврентий Берия, возглавлявший органы безопасности при Сталине, курировал экономику страны, и потому Сталин в шутку называл его "нашим гиммлером (Himmler)", хотя он был также и советским альбертом шпеером (Albert Speer), использовавшим рабский труд для поддержания жизнеспособности экономики в годы войны.
Никому не следует удивляться, что Путин не подпускает к власти военных. Цари, Генеральные секретари и теперь вот президенты исторически опасаются потенциально бонапартистских героев сражений: вспомните о том, как император Павел прогнал Александра Суворова, как Сталин не доверял Георгию Жукову и как Борис Ельцин уволил Александра Лебедя.
"Силовиков" следует рассматривать как наследников старых традиций. Они хотят сильного государства и выступают против беспорядков западной демократии, однако совсем не обязательно, что ка-гэ-бэшники по натуре своей настроены против перемен. В конце концов, Берию расстреляли по приказу Хрущева не за его злодеяния, а за его предложение либерализовать советскую систему. А Юрий Андропов, единственный глава секретной службы, кто до Путина стал лидером нации, стремился к осуществлению коренных реформ (в рамках существовавшей системы). Более вероятно, что "силовики", видя, как жесткость Путина сделала его широко популярным, чувствуют, что либерализация может только лишь навредить их интересам.
Ничто из вышесказанного не свидетельствует о том, что Путин и его окружение напоминают Сталина и Чека: это абсурдно. Скорее, я хочу подчеркнуть, что КГБ и его культура сумели без потерь пережить крах коммунизма; если на то пошло, они стали более уважаемыми, чем когда-либо, в момент, когда все остальное обратилось в пыль. К этому следует добавить, что все более авторитарный путинский режим "силовиков" действительно популярен в народе (хотя этому способствует подхалимское освещение деятельности власть предержащих на отнятых у ельцинских олигархов общенациональных телевизионных каналах). Российский народ остается больше приверженным безопасности и дисциплине, чем либеральной демократии, которой, как мы на Западе считаем, они должны желать. Как частенько повторял Сталин: "Россиянам нужен царь".
Пример Сталина остается актуальным для понимания России сегодняшней, потому что не было ни разоблачения, ни покаяния. А без этого построение гражданского общества всегда будет делом трудным. Бесстыдная преступность Ленина, Сталина и Чека отбрасывает длинную тень, но я не вижу возможности появления им подобных в ближайшем будущем. Однако по-прежнему живы их скрытный и личный стиль руководства, их озабоченность безопасностью и их покровительство.
