На протяжении более трех десятилетий Грэхем Грин жил с любовницей, Ивонной Клоэттой, и сообщал ей подробности своей жизни. После смерти писателя в 1991 году, она продолжала сохранять молчание, пока не возникла необходимость внести ясность в связи с утверждениями, что он, кроме всего прочего был гомосексуалистом.
Она начала готовить свои мемуары при содействии Мари-Франсуазы ('Сойзиц') Ален, которая была доверенным лицом пары. Клоэтта умерла в 2001 году, когда книга еще не была закончена, но Ален ее закончила по записям их разговоров.
Книга проливает свет на сложный внутренний мир г-на Грина. Не обходит она вниманием его связь с британской разведкой и тайну его дружбы с двойным агентом Кимом Филби.
Эта связь, давно интриговавшая поклонников, да и врагов Грина возникла, когда они вместе работали на британскую разведку. После того, как Филби в 1963 году сбежал в Москву, Грин написал предисловие к мемуарам перебежчика, что вызвало бурный общественный резонанс. В шпионском романе 'Человеческий фактор' он даже создал образ симпатичного двойного агента, сбежавшего в Россию.
В 1991 году, когда Грин уже умирал, его биограф Норманн Шерри все еще пытался вытянуть из него хоть какие-нибудь дополнительные детали, характеризующие отношения с Филби. За несколько дней до смерти Шерри писал ему: 'Мне бы очень хотелось, чтобы вы написали мне о своих последних воспоминаниях о Киме Филби и, может быть, - также и Ивонн'.
Уговоры Шерри продолжались более десяти лет. Последний том его биографии все еще не издан.
Сегодня книга Клоэтты проливает свет на эту загадку. Комментарии Ален (ее отец, близкий друг Грина, старший агент французской разведки был убит в 1965 году), основанные на секретной информации делают историю еще более интересной.
Ален говорит: 'То, что Ивонн рассказала мне о Грине и шпионаже весьма сложно и ценно: встречи с Филби в Москве (она бывала там); атмосфера Ривьеры, где Грэхем часто встречался с приятелями из 'старой фирмы'; намеки о его действиях в Индокитае и т.д.
'Рассказы Ивонн о своих 'секретах' и беседах помогут нам воссоздать образ Грина как писателя, а также составить представление о многих других сторонах его личности'.
Соизиц Ален: Вы бы сказали, что Грэхем был честным человеком?
Ивон Клоэтта: Слово 'честный' имеет так много значений. Честный и порядочный по отношению к другим людям - да; честный по отношению к самому себе - не думаю.
СА: Он не был обманщиком?
ИК: Нет, нет. Разносторонняя личность, это точно, но только не обманщик. В свой жизни ему, конечно, приходилось обманывать - невольно, я бы сказала, ради других.
СА: Вы имеете ввиду, когда он работал агентом во время войны?
ИК: Нет, я имею в виду в его отношениях с женщинами.
СА: Касательно различного рода обмана, как он мог совмещать католическую веру с посещением публичных домов в Гаване?
ИК: Он был непростым человеком, было такое впечатление, что у него в голове несколько отделений. Он мог полностью отдаваться религии, в самом деле, и при этом рыться в секретах какого-нибудь публичного дома на Кубе, не упуская ни одной непристойной детали.
Шпионаж и его обаяние следует рассматривать как одно целое. Он всегда видел связь между публичными домами и работой разведчика: Когда во время войны британская разведка (MI6) направила его в Африку, у него была идея открыть 'дом', где проститутки были бы агентами.
Он часто говорил мне: 'Не думай, что я посещал публичные дома, чтобы делать то, что обычно делают мужчины в таких местах. Во-первых, мне было интересно. Я хотел знать, почему эти девочки пришли туда. Кроме того, я понял, что беседовать с ними гораздо интереснее, чем с представителями светских кругов'. Он даже переписывался с одной из проституток.
Грэхем имел страсть ко всему секретному. Он очень интересовался священниками, а также информацией, которую они получали на исповеди - столько неразгаданных секретов.
СА: Не было ли это для Грэхема просто игрой, особенно в случае с Кимом Филби? В последнее время появилось много версий, что Ким был не просто двойным, а тройным агентом, причем Грэхем выполнял функцию привилегированного посредника (не обязательно осознанно), так что некоторая информация могла поступать в британскую разведку. Дружба между ним и Филби тогда, получается, была второстепенной по отношению к нуждам разведки.
ИК: Я лишь могу повторить то, что мне сказала Руфина, жена Кима: 'Думать, что Ким стал тройным агентом после посещения Москвы - полная чушь'.
СА: Но что могут знать жены о таких мужьях? Ей бы просто никто ничего не сказал.
ИК: Насколько я помню, Ким Филби не собирался начинать новую карьеру там. Его физическое состояние, здоровье и возраст не позволяли ему рисковать своей жизнью. Белее того, одним из его качеств, которое подметил и Грэхем, было то, что если он что и делал, то делал это по убеждению, а не ради денег, тем более, что у него была хорошая пенсия и квартира. Деньги не интересовали Кима Филби.
СА: Грэхем когда-нибудь упоминал о том, что Филби, возможно, был тройным агентом?
ИК: Нет, никогда, потому что ему это даже в голову не приходило. Для него, карьера Кима Филби закончилась в 1963 году, когда он уехал в Москву. И Норманну Шерри так и не удалось получить от него ответ на этот вопрос.
Грэхем забеспокоился, когда получил письмо от Филби. Он признался мне: 'Мне не терпится узнать, что скажет на этот счет Норманн. Бог знает, что скажет Норманн'.
Нет, реальная карьера Филби закончилась. Я позднее узнала о том, как к нему поначалу относились в Москве. После всех усилий с его стороны, он ожидал, что русские встретят его как героя - КГБ особенно. Но все оказалось далеко не так. Будучи объектом недоверия и подозрения, он чувствовал себя отвергнутым. Он начал пить - он пил так, как будто хотел таким способом покончить с собой. Он хотел уничтожить себя. И именно Руфа спасла его. Она рассказала мне об этом, когда приезжала ко мне.
СА: Могло ли это все быть подстроено, чтобы запутать дело?
ИК: Вряд ли. . . Не во времена Брежнева! Когда он попал в Москву, он уже не мог продолжать оставаться двойным агентом. Сам Филби не любил термин 'двойной агент'. В сентябре 1987 года на одной из наших встреч в Москве в грузинском ресторане 'Арагви', когда разговор зашел о том, 'что бы мы сделали, если бы у нас был еще один шанс', он вдруг разозлился и сказал: 'Ко мне всегда относятся как к шпиону или предателю. Но предатель по отношению к чему и к кому? Я никогда не состоял во влиятельных кругах. Это они должны были знать, что я делал. Я никогда не предавал моих настоящих друзей - русских. Я больше сделал добра, чем зла'.
Для меня лично существовал 'Ким-друг' и 'Ким-шпион'. Он имел этакое нежное, притворно-ханжеское выражение лица, выглядел как идеальный шпион.
СА: Следует ли нам предать забвению некоторые его злодеяния?
ИК: Вы бы не устояли перед его обаянием, несмотря ни на что. И все же, когда я его знала, в 1986 году, он был уже не молод, всего на два года младше Грэхема, ему было 80 лет. Он болел эмфиземой и очень страдал. Но он был восхитительным человеком. Он обладал необычайным шармом, который был ему необходим в работе. Он мог свести с ума кого угодно. В физическом плане он не представлял из себя ничего особенного: не был красив, среднего роста, но когда он начинал говорить, его улыбка и выражение лица могли растопить даже ледяное сердце.
СА: Как вы думаете, Грэхем тоже попался на этот шарм?
ИК: Нет.
СА: В чем же тогда дело?
ИК: Они, бывало, встречались во время войны, в одном из лондонских ресторанов во время бомбежек. В то время для Грэхема (который никогда не переставал иронизировать по поводу секретной службы впоследствии) вступление в ряды секретных агентов было большим событием.
СА: Подозревал ли Грэхем, что Филби вел двойную игру, тогда в 1943 году и позже? Он однажды сказал мне: 'Я тогда ничего не знал. Все что я знал, было то, что Филби, как и я, был 'левым'. . . Он вел очень опасную игру. Он был очень смел'.
ИК: Для него Филби был харизматическим боссом, который 'в малом был предан всем своим коллегам, а уж кому или чему он был предан больше всего мы, конечно, знать не могли'.
СА: Переход Кима на сторону противника, похоже, никак не повредил их дружбе, не так ли?
ИК: Нисколько. И все же, между 1963 и 1986 годами они не встречались. Они переписывались: 12 писем и открытка с Кубы для Кима. Девять писем Киму от Грэхема.
СА: Попробуйте описать их дружбу.
ИК: На протяжении всего времени, когда я видела Грэхема и Ким вместе в Москве, после того, как они не видели друг друга столько лет, я подумала: 'Если они друзья, то должны иметь какие-то общие идеи'.
Я знала, что Грэхем думал о советской власти и как сильно он ее отвергал, о чем свидетельствуют некоторые примеры. И мне было интересно как Ким, которому приходилось жить в Москве, по сути, как в ловушке, мог терпеть это.
СА: Не разделяли ли они в большей или меньшей степени некоторые идеи или иллюзии относительно коммунизма?
ИК: Нет. Вы должны различать этих двух людей, хотя бы из-за разницы в степени идеалистичности их представлений и убеждений. Филби пошел до конца. Интерес Грэхема вскоре поостыл. История о том, как он в 1923 году на четыре недели получил членство в компартии в Оксфорде, была просто поводом для поездки в России. Филби же, напротив, был серьезен. Грэхем был гораздо меньшим идеалистом, чем его друг и потерял энтузиазм, как только осознал, что жизнь в Советском Союзе не совсем соответствовала идеалам марксистских теорий.
Нет, между Грэхемом и Филби, это действительно 'человеческий фактор', даже если с ним было и нелегко иметь дело, учитывая давление идущее от британской общественности. Поэтому если на свете и был человек, которому Грэхем был полностью предан, так это Филби. Он действительно любил его, если делал для него все это.
Их первая встреча состоялась еще в 1941 году. Грэхем заканчивал свою военную подготовку, Ким в то время возглавлял небольшой отдел в службе разведки, курировавший акции Германии и Италии в Португалии и западной Африке, в том числе Сьерре Леоне (что Грэхем уже знал), куда его и направили.
После двухлетнего перерыва, они оказались в одном отделе под командованием Филби. В Июне 1944 году, Грэхем не принял предложение Кима о повышении и решил прекратить официальную работу в службе разведки. Он устал. Эта довольно бюрократическая работа совсем не соответствовала его представлению о работе в секретной службе. Кроме того, он уже тогда решил стать писателем. Он не мог делать и то и другое одновременно.
Грэхем никогда не позволял себе поддаться 'соблазну' шпионажа. Его дружба с Кимом держалась на личных чувствах, а не на том, что он был шпион. У Кима было превосходное чувство юмора, и это нравилось Грэхему.
Нельзя было сказать, что Филби был его лучшим другом, но ради него он рисковал больше всего. Он никогда не переставал защищать его, даже перед своими друзьями из 'старой фирмы'. Я часто была свидетелем этого. Бывало, они просто были готовы взорваться от ярости и ненависти. Грэхем объяснял это просто чувством ревности, подобным тому, которые имеют пехотинцы по отношению к важному генералу, и это усиливалось тем, что они знали, что Филби мог бы быть 'С' (главой секретной разведывательной службы). Когда Ким умер, кто-то написал в одной английской газете: 'я надеюсь, что он умер в агонии'. Грэхем был шокирован, он пришел в ярость. Мне он сказал: 'Эти люди делают больше вреда, чем мог бы сделать Филби'. Его коллеги на Лазурном Берегу, как нынешние так и бывшие, естественно, не согласились с Грэхемом и не могли понять его дружбы с Филби, даже несмотря на то, что сохранили некоторую симпатию к нему самому, в душе осуждая его действия.
СА: Я часто задаюсь вопросом, как Грэхем мог не замечать его действий.
ИК: Верность Грэхема была непоколебима. Верность другу.
СА: Не зашел ли он слишком далеко?
ИК: Я записала его слова: 'общие сомнения сближают людей даже лучше, чем общая вера. . .'
СА: Вы думаете, именно это свело Филби и Грэхема вместе? Я думаю об их переписке, в которой они касались проблемы Афганистана. Мог ли Филби быть инакомыслящим? Не складывалось ли у вас впечатление, что, встречаясь, они просто притворялись?
ИК: Если бы Грэхем и Ким притворялись, то делали они это просто здорово, потому что в поведении Грэхема на протяжении всех этих лет не было ничего, ровным счетом ничего, что наводило бы меня на мысль, что они вели двойную игру, или что Грэхем врал или рассказывал мне басни. Нет, все довольно просто - они просто встречались как два друга, не видевшие друг друга долгое время.
СА: Филби предложил Грэхему встретиться или наоборот?
ИК: Филби. До поездки Грэхем сказал мне: 'Раз уж я туда еду, я должен встретиться с Кимом'. Когда я спросила его почему, он ответил: 'Во-первых, потому что он мой друг, а с другом всегда приятно встретиться после долгой разлуки, и потом, просто любопытно. Я должен проверить, сколько в нем осталось английского и сколько появилось русского'.
Мы первым делом направились в Москву, затем в Ленинград и потом в Грузию. Только по возвращении в Москву состоялась встреча с Филби. По наивности своей я сказала Грэхему: 'Почему ты просто не позвонишь ему?'
'Нет, он знает, что я здесь, и если он хочет видеть меня, он сделает первый шаг. Я оставлю его в покое, я позволю ему прийти ко мне. Я ничего не буду делать'.
В конечном итоге нас пригласили на ужин с Филби и его женой. Мы понимали, что были предприняты необходимые предосторожности. Водитель не высадил нас прямо у дома, где жил Филби; он попросил нас выйти из машины чуть-чуть не доезжая до назначенного места. На небольшой улице сзади дома, где он жил, нас встретила Руфа.
С самого начала я смотрела, чтобы за нами не было слежки. Было вполне понятно, что во всем этом было много эмоций. С начала, они просто смотрели друг на друга, как окаменелые. Когда к Киму вернулся дар речи, он сказал: 'Так, видно много воды утекло, ты выглядишь гораздо старше!'
Грэхем ответил: 'Не старше, чем ты!'
СА: Стал ли Филби хоть немного русским?
ИК: Нет. Он остался совершенным англичанином - на все 100.
СА: Было ли у вас впечатление, что за ним следили? Что он был как будто в тюрьме?
ИК: Нет. Не то чтобы в тюрьме, но:он жил в квартире, которая принадлежала КГБ, и когда мы должны были встретиться в ресторане на следующий день, он приехал в машине с занавесками. Я бы сказала, что за ним не столько следили, сколько охраняли.
Но я все же заметила одну маленькую деталь: он много говорил о своей теще, матери Руфы, которую он очень любил. И он говорил, что она за него очень беспокоилась, и что он не знал почему. Случилось так, что я вошла на кухню поговорить с Руфой, когда она готовила обед. Она сказала мне: 'Телефон должен зазвонить, и это скорее всего будет моя мама, потому что она знает, что к нам должен кое-кто прийти на обед. Она будет звонить, чтобы узнать как дела, как все прошло'. И, естественно, телефон действительно зазвонил. Была ли это ее мать или кто-нибудь еще?
В целом, атмосфера встречи была немного напряженная из-за предосторожности. Филби говорил Грэхему: 'Пожалуйста, Грэхем, не задавай мне вопросов о прошлом'.
СА: Выходит, их разговор был достаточно банален.
ИК: Да, Грэхем задал ему несколько вопросов о жизни в Москве. У меня действительно сложилось впечатление, что они встречались как два друга, не желающие больше ворошить прошлое. Особенно запомнилось, что Грэхем не должен был спрашивать его о том, что Филби на самом деле сделал.
СА: Как вы думаете, Грэхем был удивлен предательством Филби, или, может, он был даже ошеломлен?
ИК: Он не употреблял подобных слов. Когда он говорил о Филби, он очень старался не осуждать его.
СА: Я имела в виду предательство как постоянную черту его деятельности. Сталкивался ли он с предательством лицом к лицу?
ИК: Да, но это касается в большей степени предательства человека. Здесь он проводил важное отличие. Об этом повествуется в истории Сары и Мориса Касл в 'Человеческом факторе', которые становятся жертвами предательства различных служб.
СА: Не был ли Грэхем сколько-нибудь близок к мысли, что именно Филби предали? Откуда это подобие между 'Человеческим фактором' и историей Филби?
ИК: Это подобие является чистой случайностью - я была свидетелем произошедшего. Это случилось в 1970 году, зимой. В квартире было холодно. Я взяла стремянку, чтобы добраться до верха шкафов, на которых лежали обогреватели. Там я нашла стопку бумаг. Среди них была рукопись, озаглавленная 'Человеческих фактор', состоявшая из нескольких страниц. Он начал ее писать за 10 лет ранее, где-то в 1959-60 году, но потом бросил. Дело в том, что в 1963 году Ким исчез, и Грэхем подумал, что все будут говорить, что он просто хотел пересказать историю Филби. Когда мы нашли эти страницы, он читал их снова и снова и говорил: 'Да, теперь, когда это дело в прошлом, я могу продолжать свое исследование'. Он думал, что эти двенадцать, или около того, страниц могли оказаться полезными и послужить основой для чего-нибудь интересного.
СА: Получается, что он начал писать книгу до того, как Филби сбежал в Москву?
ИК: Совершенно верно. До того, как Ким стал перебежчиком.
СА: Выходит, вы понимаете, какие из всего этого можно сделать выводы. Он не хотел издавать ее в то время или потому, что его писательская интуиция помогла ему догадаться, что задумывал Филби, и хотел, чтобы никто не подозревал, что он обо всем знает; или же он не хотел предавать друга, давая прессе и читателям пищу для размышлений.
ИК: Нет, нет, это наивные гипотезы.
СА: Разве вам не кажется, что шпионаж был для него чем-то вроде игры? Шпионаж для него был способом развлечься.
ИК: Да, ему нравилось пародировать шпионаж и в какой-то степени оставаться в стороне от него. Особенно когда он был с вашим отцом. Однажды, когда он пригласил ваших родителей на обед - это, наверное, было в 1959 году или немного позже - эти двое вели себя как малые дети и провели вечер в приступах смеха. Грэхем любил шутить.
СА: В сердце он оставался подростком. . .
ИК: Вряд ли. С одной стороны он был таким зрелым, закаленным. Вряд ли можно сказать, что он оставался ребенком, но, как и у всех мужчин, в нем оставалось некоторое ребячество. Он чувствовал необходимость испытать то, чего ему, возможно, не хватало в детстве, что он собственно и делал в кругу друзей.
СА: Возвращаясь к 'клубу старых шпионов', часто ли он встречался с бывшими членами 'старой фирмы'?
ИК: Да. Некоторые из них жили на юге Франции. Они создали нечто вроде братства. Все они как будто играли в шпионов! Грэхем жил и дышал этой атмосферой. Он был завсегдатаем в этом кругу. Подавляющее большинство членов этого 'братства' были бывшими сотрудниками Секретной разведывательной службы.
СА: Как вы думаете, Грэхем мог бы предать Великобританию?
ИК: Сегодня я часто размышляю о том, насколько была сильна симпатия Грэхема к России, чем объяснялась его тяга к России. . . Я часто думаю о том, что он писал на полях моей записной книжки, после того как встретил Михаила Горбачева в феврале 1987 года. Грэхем написал: 'Когда мы пожали руки друг другу, он сказал: 'Я знаю вас уже несколько лет, господин Грин''. Он сказал мне, что Горбачев говорил по-английски без переводчика. То что сказал Горбачев, было весьма загадочно. Конечно, как писатель, Грэхем был известен, и Горбачев сделал ему комплимент, но мне все равно интересно. . . Пытался ли Грэхем оставить мне некий намек в моей записной книжке? Вот почему я задаюсь вопросом, насколько далеко зашли симпатии Грэхема. Он был близок к мысли, что именно Филби сделал самый мудрый выбор.
СА: Тем не менее, если то, что говорит Норманн Шерри правда, то Грэхем нарушил правило полной преданности по отношению к Филби: он передавал его письма в Министерство иностранных дел.
ИК: Нет, он только передавал им те письма, которые, по его мнению, представляли какой-либо интерес. Он передал им письмо об Афганистане. Он сам мне это говорил. Вскоре после этого, когда он покинул Антибс и отправился в Англию, между прочим, сказал мне: 'Я беру с собой письмо Кима вместе со своим ответом на него, потому что, оно может содержать информацию, дезинформацию, в общем, я везу его в Министерство иностранных дел'.
СА: В своем письме мне, Грэхем также упоминает это же письмо от Филби: 'Он писал мне о войне в Афганистане, о том, что он против нее, и что не знает ни одного человека, который бы поддерживал эту войну, другими словами, он четко давал понять, что КГБ было против войны'. Каковы ваши заключения?
ИК: Грэхем ушел, забрав свои секреты с собой. Но могу вам сказать одно - он действительно работал на британскую разведку, до самого конца.
Отрывок из книги 'В поисках начала: моя жизнь с Грэхемом Грином' автора Ивонны Клоэтты. Предназначено для опубликования компанией 'Блумсбери' 8 апреля (Цена £16,99). Книгу можно заказать в компании 'Санди Таймс Букс'
