В тот момент, когда критики обвиняют администрацию Буша в провалах в борьбе с терроризмом, Time бросает 'взгляд изнутри' на роль советника президента по национальной безопасности.
Иногда следует просто забыть о своем наставнике. В интервью Time в августе 2001 г. советник по национальной безопасности Кондолиза Райс (Condoleezza Rice) сказала, что на этом посту 'образцом' для нее является Брент Скоукрофт (Brent Scowcroft), единственный, кто занимал эту должность при двух президентах: именно он в 1989 г. пригласил Райс из Стэнфордского университета работать с ним в Белом доме, в администрации Джорджа У. Буша-старшего. Скоукрофт был воплощением искусства держаться в тени.
Во время его пребывания на этом посту его вряд ли узнали бы туристы, прильнувшие к решетке северной ограды Белого дома. Более того, на конференции в январе 2001 г., где присутствовала Райс, Скоукрофт утверждал, что советника по национальной безопасности должны редко видеть, и еще реже слышать.
Должно быть, Райс тогда его не слушала. Утром 22 марта, через несколько часов после того как Ричард Кларк (Richard Clarke), бывший ответственный за борьбу с терроризмом в администрациях Буша-младшего и Билла Клинтона, выступил с резкими обвинениями относительно войны с терроризмом, Райс устроила необычное гала-представление, появившись в утренних новостях ABC, CBS, NBC и CNN. За этим последовали интервью Тому Брокау (Tom Brokaw) из NBC News и Шону Хэннити (Sean Hannity) из Fox News, а также 'круглые столы' с журналистами телеканалов и печатных СМИ и авторская статья в 'Вашингтон Пост'. Учитывая, что эту женщину, как говорят, тот же Кларк несправедливо критиковал за то, что 'она не бегает вокруг и не говорит каждому встречному представителю СМИ, о чем она думает', Райс, пожалуй, бегала и говорила больше чем кто-либо, после того как П. Дидди (P. Diddy) поучаствовал в нью-йоркском марафоне, а затем похвалялся этим.
Наверно, единственным местом, где Райс не появилась, было заседание комиссии по расследованию терактов 11 сентября, проводившей на прошлой неделе захватывающие публичные слушания. Сославшись на особый статус сотрудника президентской администрации, Райс заявила, что не может давать показания под присягой на открытом заседании, но с удовольствием поговорит с членами комиссии в частном порядке, что она уже однажды делала в течение четырех часов. Не все высказывания Райс были последовательны, что, пожалуй, неизбежно, учитывая, в скольких местах ее гнев находил выход. Один раз она заявила, что большинство предложений Кларка о борьбе с 'Аль-Каидой' были испробованы и отвергнуты еще при Клинтоне, в другой раз она настаивала, что команда Буша действовала в соответствии с ними. А порой Райс противоречила - или они противоречили ей - высказываниям коллег из администрации, проводивших собственные брифинги для СМИ и выступавших перед Комиссией. Райс, например, не согласилась с утверждением вице-президента Дика Чейни (Dick Cheney) о том, что Кларк был 'не в курсе' решений по борьбе с терроризмом.
Ее столкновение с Кларком приобрело яростный, личный характер. Выступая в NBC News, Кларк назвал Райс заодно с Чейни 'низкими и плохими людьми'. Но и Райс отплатила ему той же монетой. Утверждение Кларка, что однажды из ее мимики и жестов он понял, что она понятия не имеет об 'Аль-Каиде', как она заявила корреспондентам телеканала, является 'крайне высокомерным. Меня удивляет, что Дик Кларк сидел там и изучал мою мимику и жесты. Не знала, что он и это умеет'.
Но весь этот сарказм и обмен колкостями в Вашингтоне не мог скрыть главную истину: подвергнув сомнению действия администрации Буша в те месяцы, что предшествовали 11 сентября, Кларк ставил под вопрос компетентность Райс, которая была не только его боссом, но и отвечала за правильный выбор внешнеполитических приоритетов президента и предоставление ему самой качественной разведывательной информации. Впервые за три с лишним года, в течение которых освещение ее деятельности в СМИ было столь лестным, что заставило бы покраснеть самого Дональда Трампа (Donald Trump), первая в истории женщина-советник по национальной безопасности оказалась под прицелом.
Ясно, что рано или поздно деятельность Райс стала бы объектом пристального изучения. Это случилось бы независимо от выхода книги Кларка. Любой непредубежденный наблюдатель признает, что у администрации Буша есть успехи во внешней политике, но, учитывая сохранение нестабильности в Ираке, продолжающуюся активность Усамы Бен Ладена (Osama bin Laden), постоянные зверские теракты по всему миру, и чрезвычайно высокий уровень оппозиции ее политике со стороны зарубежной общественности, результаты, достигнутые администрацией, можно мягко говоря назвать неустойчивыми. Если результаты внешней политики Буша подвергаются критике, то этого не избежать и Райс. Комиссия по расследованию событий 11 сентября неизбежно должна была сосредоточить, и сосредоточила, внимание на действиях администрации в первые месяцы ее существования. При этом нельзя избежать вопросов, правильно ли Райс подобрала персонал Совета национальной безопасности (СНБ), несущего главную ответственность за координацию политического курса и действий в отношении терроризма, сумела ли она выбрать нужные приоритеты, и в состоянии ли была действовать на равных с такими многоопытными людьми, как Чейни, госсекретарь Колин Пауэлл (Colin Powell) и министр обороны Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld).
В 2001 г. никто не сомневался относительно источника влияния Райс. В ходе избирательной кампании она установила тесный личный контакт с Бушем, основываясь на отношениях с его семьей, которые у нее возникли, когда президентом был его отец. Райс использовала доверие Буша для укрепления своих позиций в Вашингтоне. Главные фигуры из внешнеполитической команды администрации еще не показали свою силу. Хотя все понимали, что ключевой фигурой в новой администрации станет Чейни, Буш был знаком с ним не так близко, как с Райс. В конце 2000 г. ходили слухи, что Чейни должен председательствовать на заседаниях Комитета главных лиц - ключевого форума по выработке внешней политики и политики безопасности. Однако эта роль досталась Райс, хотя Чейни и удалось посадить некоторых своих сотрудников - например, Роберта Джозефа (Robert Joseph), эксперта по нераспространению оружия массового поражения, на важные посты в СНБ. Рамсфелд, который не был другом отца Буша, провел первую половину 2001 г., в основном пытаясь (и, казалось, безуспешно) заставить профессиональных военных переосмыслить свои приоритеты. Так что Райс занимала в команде Буша центральное место. Конечно, у нее был всего лишь двухлетний опыт работы в правительстве, но еще со времен ее детства в Бирмингеме (Алабама) никто никогда не сомневался в способностях Райс к быстрому обучению. В переходный период, по словам одного высокопоставленного члена команды Клинтона, 'она приходила и внимательно слушала, что говорили ей эксперты. Она была настроена очень, очень дружелюбно'.
Но, при всем своем дружелюбии, Райс критически относилась к политике и методам администрации Клинтона. Она и сама об этом заявила, используя выражения, приличествующие какому-нибудь из язвительных героев Оскара Уайльда (Oscar Wilde). В знаменитой статье, опубликованной в 'Foreign Affairs' в 2000 г., она утверждала, что 'клинтоновская администрация упорно избегает выработки повестки дня', которая 'отделила бы главное от второстепенного'.
В интервью, которое она дала New York Times накануне выборов, Райс с пренебрежением отозвалась о пристрастии Клинтона к миротворческим операциям, заявив, что '82-я воздушно-десантная дивизия нужна нам не для того, чтобы провожать детишек в детский сад'. В команде Буша, по словам Скоукрофта, существовало инстинктивное ощущение: 'если это делала администрация Клинтона, значит это уже подозрительно', хотя он и добавляет, что в Вашингтоне подобное отношение - 'стандартная процедура'.
Однако Райс принесла с собой на новый пост не только неприязнь к клинтоновским методам, но и собственный опыт, а также первоначальную программу президента. Можно утверждать, что и то, и другое оказались плохо приспособлены к реалиям мира, с которыми ей и Бушу пришлось иметь дело. Райс была выдающимся советологом, но к 2001 г. Советского Союза уже не было. В ходе президентской кампании она без обиняков признавалась в интервью New York Times, что 'мне надо срочно понять те регионы мира, которые находились за пределами моего поля зрения. По сути, я - европеист'. Даже клинтоновские чиновники, не без симпатии относившиеся к Райс и ее коллегам, уже в переходный период видели, что назревают неприятности. 'Главное, над чем им надо потрудиться - это адаптировать свое восприятие мира к его реалиям, - заметил чиновник, похваливший Райс за дружелюбие. - Они оставались вне власти довольно долгое время. Им предстоит выяснить, что мир не таков, каким они его себе представляли'.
При всех своих недостатках, команда Клинтона хорошо осознавала одно из изменений, что произошли в мире с начала девяностых. На конференции в январе 2001 г., где выступал Скоукрофт и присутствовала Райс, советник Клинтона по национальной безопасности Сэмюэл Бергер (Samuel Berger) отметил: 'Америка ведет борьбу не на жизнь, а на смерть с новой разновидностью сторонников джихада против Запада - это настоящая война, ни больше, ни меньше'. Отвечая на вопрос, Бергер прямо заявил: 'Как страна, мы должны понимать, что ведем совершенно новую для нас борьбу с международной террористической сетью, охватывающей десяток стран, преисполненную решимости нанести урон или уничтожить Соединенные Штаты и их союзников. Это одна из самых серьезных опасностей, с которыми столкнется новая администрация'.
Нет оснований сомневаться в том, что новая команда осознавала важность проблемы терроризма. В 1999 г., во введении к отчету о конференции в Стэнфорде под названием 'Новый террор', Райс писала, что 'угроза со стороны биологического и химического оружия является реальной, и она растет', и что подобные угрозы 'с одинаковой вероятностью могут исходить как от малых государств и террористов, так и от одного могучего противника'. В интервью 'Time' на прошлой неделе Райс отметила: 'Нас серьезно беспокоила проблема оружия массового поражения и 'режимов-изгоев''. По ее словам, до 11 сентября Буш провел 46 совещаний с директором ЦРУ Джорджем Тенетом (George Tenet), 'на которых ему был представлен материал об 'Аль-Каиде' и связанных с 'Аль-Каидой' вопросах'.
Но столь же верны и два других наблюдения. Во-первых, при всем осознании актуальности угрозы терроризма, чиновники команды Буша - которые начали разработку собственной политики по этому вопросу - были невысокого мнения о подходе администрации Клинтона к этой проблеме. 'Было ощущение, что они не сумели с ней справиться', - заявил Чейни в интервью 'Тайм' на прошлой неделе. Во-вторых, у новой администрации была масса других проблем. Некоторые из них она создала себе сама, вроде решения выйти из Договора о противоракетной обороне (ПРО) 1972 г. - что, как отметил на прошлой неделе Чейни, было необходимо сделать, ведь 'наша избирательная платформа строилась на противоракетной обороне'. Другие - возникли по не зависящим от нее обстоятельствам. Так, в апреле китайцы насильно посадили на своей территории американский разведывательный самолет, проникший в их воздушное пространство, что привело к длительному конфликту с Пекином.
Самой же Райс в первые месяцы 2001 г. должно быть казалось, что мир изменился не так сильно, как думала клинтоновская команда. В ее статье в Foreign Affairs подчеркивалось значение отношений Вашингтона с другими великими державами. И теперь она помогала урегулировать кризис в отношениях с Китаем, одновременно готовя переговоры с Россией по Договору о ПРО. В июне она сопровождала Буша в поездке по Восточной и Центральной Европе, того самого региона, что был в центре внимания в первый срок ее государственной службы десять лет назад. Она плакала, когда в Варшаве президент пообещал хранить верность 'великому альянсу свободы' с Европой; в Словении, она наблюдала, как Буш 'заглянул в душу' российскому президенту Владимиру Путину, и обнаружил, что эта душа - добрая. Через месяц она была в Москве и вела с Путиным переговоры, словно на дворе по прежнему стоял 1991 г. Если, как говорили люди из команды Клинтона, в новом мире и существовали новые угрозы, то события лета 2001 г. это явно не подтверждали.
11 сентября подтвердило правоту чиновников из клинтоновской администрации: расчеты и методы, выработанные в годы Холодной войны, к новой обстановке не подходили. Как Райс рассказала 'Time', для нее теракты в тот день означали одно: идея о том, что страна ведет войну, перестала быть просто фигурой речи. 'Все восемь лет президентства Клинтона и первые восемь месяцев существования нашей администрации, - заметила она, - мы не были на военном положении. Война по-настоящему пришла к нам другим путем 11 сентября'.
Ранее Райс напрямую не сталкивалась с исламскими странами и проблемой терроризма. Само по себе это не мешало ей и далее выполнять три задачи, которые она считает важнейшими в своей деятельности - служить советником и доверенным лицом президента, работать в качестве его 'начальника штаба' по вопросам национальной безопасности, и координировать работу государственного механизма с тем, чтобы каждое мнение было услышано. В первые дни после 11 сентября Райс, чтобы программа Буша не буксовала на месте, председательствовала на многочисленных заседаниях Комитета главных лиц, решавших самые разнообразные вопросы - от силовой защиты до дипломатических отношений со странами Средней Азии.
Но теракты в Вашингтоне и Нью-Йорке не только привели к тому, что отношения с великими державами перестали занимать центральное место во внешней политике США. Кризис напомнил миру о том, что - помимо президента - среди его главных советников есть много людей, обладающих куда большим опытом, чем Райс, и имеющих собственные четкие программы. По мере того, как война против 'Аль-Каиды' и 'Талибана' превратилась в планы свержения режима Саддама Хусейна (Saddam Hussein) в Ираке, стало очевидно, что в команде Буша произошел глубокий раскол. К 2003 г. в администрации наметились как минимум четыре разных тенденции. Некоторые - главным выразителем их идей стал заместитель государственного секретаря Пол Вулфовиц (Paul Wolfowitz) - стремились использовать мощь США, чтобы ликвидировать 'дугу кризиса' в мусульманском мире. Целью других - здесь речь идет о Рамсфелде, которого, как правило, поддерживал Чейни - было не столько изменить мир, сколько защитить американские интересы в мире: они были готовы применять силу в одностороннем порядке и превентивно выявлять потенциальные угрозы. Госдепартамент, со своей стороны, продолжал настаивать на многостороннем урегулировании кризисов, и стремился не только к применению силы, но и к использованию невоенных политических 'рецептов'. Наконец, были и чиновники не столь высокого уровня, вроде Кларка (он был отнюдь не одинок в своих взглядах), для которых война в Ираке была ошибочным отвлечением сил от борьбы против 'Аль-Каиды' и других 'джихадистов'.
Высшие чины администрации стараются замалчивать этот раскол, говоря, что знают друг друга уже много лет, что политический курс рождается в спорах, и что все они просто служат президенту. Но, по мнению некоторых наблюдателей, эта неразбериха означает, что Райс не сумела утвердиться в традиционной роли советника по национальной безопасности. Так, после сентября 2002 г., она создала четыре межведомственные рабочие группы под председательством своих сотрудников для изучения различных аспектов политического курса в отношении Ирака. И Минобороны, и Госдеп вели собственное планирование по Ираку (занимаясь совсем другими вещами, и совершенно по-другому), так что, по словам одного из участников, пентагоновские чиновники, как правило, не являлись на заседания группы, созданной Райс для планирования послевоенного устройства Ирака. Рамфелд также не всегда относился к Райс с должным почтением. На одном из заседаний, посвященных планированию войны в Ираке и последующих мероприятий, участникам раздали схему организационной структуры, на вершине которой стояли инициалы СНБ (советник по национальной безопасности). 'Что такое СНБ?' - спросил Рамсфелд. 'Это я', - ответила Райс. Как считает один из крупных деятелей Республиканской партии, не входящий в состав администрации, Минобороны подрывает нормальное функционирование правительственного аппарата. Рамсфелд, по словам этого источника - 'мастер бюрократических манипуляций. Он просто саботирует систему, пока не добьется своего'. Чейни, защищая действия Райс в отношении 'тяжеловесов' администрации, настаивает, что 'она действует твердо и решительно там, где надо действовать твердо и решительно'.
В последние несколько месяцев появились признаки, что Совет национальной безопасности начал играть более важную роль, по крайней мере, в одной ключевой политической сфере. С осени прошлого года на него возложена ответственность за координацию действий между Вашингтоном и коалиционной Временной Администрацией в Ираке - фактически он заменил в этом отношении Пентагон. Каждое утро в 6:30 Райс разговаривает по телефону с Полом Бремером (Paul (Jerry) Bremer), американским проконсулом в Багдаде; при помощи опытных сотрудников вроде Роберта Блэкулла (Robert Blackwill), ее главного помощника по Ираку, она взяла на себя инициативу в разработке трудных вопросов, таких как проект иракской конституции.
Из этого следует, что, в период подготовки США к передаче власти иракцам в июне, несмотря на продолжающиеся нападения на американских солдат и их иракских союзников, Райс, скорее всего, сохранит за собой этот 'горячий' пост. Комиссия, расследующая события 11 сентября, будет продолжать работу, рассматривая в лупу решения, принятые, или не принятые бюрократией накануне этого ужасного вторника. Мнение Кларка о том, что администрация, вторгнувшись в Ирак, без всякой необходимости подорвала свою способность бороться с терроризмом, возможно, найдет отклик у общественности. Репутация Райс, которая три года назад была столь высокой, сегодня зависит от того, сочтут ли к ноябрю избиратели, что террористов удалось принудить к отступлению, а в Ираке наступила стабилизация. Если произойдет и то, и другое, то мы снова увидим Райс в эфире - только на этот раз она возглавит не атаку, а парад победителей.
С использованием репортажей Джона Ф. Дикерсона (Вашингтон).
