"Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки. . . Да я понимаю, если бы на месте этих истребленных лесов пролегли шоссе, железные дороги, если бы тут были заводы, фабрики, школы - народ стал бы здоровее, богаче, умнее, но ведь тут ничего подобного! В уезде те же болота, комары, то же бездорожье, нищета:" (Антон Чехов, Дядя Ваня, 1901 год)
Пророческие слова доктора Астрова, произнесенные более века назад в пьесе Чехова, актуальны до сих пор, поскольку до сих пор звенят топоры по всей богатой лесами российской земле.
Северо-западный район страны Карелия, граничащий с Финляндией, является основным источником российской древесины и печальным примером того, насколько нерачительно используется национальное богатство России. Карельские леса исчезают, но их исчезновение мало что приносит местному населению, страдающему от перебоев с электроэнергией, алкоголизма и безработицы.
Бедность еще более поражает, если сравнить Карелию с процветающей Финляндией, которая превратила те же леса в важный источник национального дохода.
На Россию приходится 25 процентов всех лесных массивов планеты. Однако это благословенное богатство подвергается хищническому разграблению, что наносит ущерб как экологии, так и экономике. По словам Алексея Ярошенко, координатора лесной программы "Гринпис" в России, страна получает минимум экономических выгод от вырубки лесов и максимум ущерба окружающей среде. По оценке "Гринпис", за последние 50 лет 80 процентов доступных для освоения лесов Карелии исчезли с лица земли. Только на половине вырубок произведены новые посадки. Если учесть, что для роста леса требуется 100 лет, Карелия - да и вся Россия скоро столкнется с проблемой нехватки коммерчески доступной древесины.
Господин Ярошенко заявляет, что в России к лесам относятся не как к возобновляемому источнику, а как к нефтяной скважине, которую просто закрывают, когда нефть иссякнет. "Отношение похожее - выкачать все, что там есть и двигаться на новое место".
Вопрос лесного хозяйства горячо дискутируется в России с прошлого года, когда правительство представило в парламент новый законопроект, разрешающий приватизацию лесов. В соответствии с предложенным законопроектом, приватизация леса должна стать возможной после 15 лет его аренды. Вновь назначенный министр природных ресурсов еще не высказал своей позиции в отношении лесов.
Однако "Гринпис", лесозаготовители и ученые в один голос высказывают обеспокоенность по поводу нового законопроекта и его возможных последствий. Не ясна в связи с этим позиция правительства относительно лесхозов, местных государственных организаций, традиционно контролирующих лесозаготовки. Новый закон в случае его утверждения позволит вести вырубку лесов и строительство домов в зоне зеленого пояса, где такая деятельность сегодня запрещена.
В случае с Карелией могут быть поставлены под угрозу девственные леса на 600-километровом участке российско-финской границы. Благодаря паранойе советской эпохи, когда во времена холодной войны Россию от Финляндии отгораживала колючая проволока, значительная часть этих лесов, особенно на севере, оставалась нетронутой.
"Это уникальные леса, некоторые деревья там достигают 300-летнего возраста. Их не касалась рука человека, и там сохранились оригинальные биологические системы, - говорит Евгений Лешко, член академии наук Карелии, - в Европе таких лесов почти не осталось".
Ученые и неправительственные организации, такие как "Гринпис" за последние годы сумели отстоять часть таких лесов, которые станут заповедниками.
Однако проблема состоит не в том, что в России происходит вырубка лесов - в конце концов, этим занимаются многие страны - а в том, что потом делают с этой древесиной.
Юрий Ковалевский, главный лесничий Костомукшского природного заповедника, говорит, что у него сердце обливается кровью, когда он видит, как грузовики с необработанной древесиной направляются в сторону финской границы, находящейся всего в 30 километрах, а потом россияне покупают финскую мебель. "Это просто бессмысленно: мы продаем сырье, а затем едем и покупаем там мебель. Почему мы не можем более рационально относиться к своим ресурсам?"
Пробиваясь на своем вездеходе по заснеженной равнине, напоминающей шахматную доску, на которой леса перемежаются вырубками со сваленными деревьями, Николай Салака, бывший лесник, а ныне бизнесмен, говорит: "Многие компании рубят лес, просто чтобы вырубить его. Куда ни поедешь, везде видишь сваленные и брошенные деревья, которые гниют. Эти компании вырубают леса больше, чем могут вывезти, однако все равно валят его."
По оценке Ярошенко из "Гринпис", 20-25 процентов срубленной древесины пропадает. Он настаивает на том, что нынешнее законодательство поощряет компании на вырубку лесов в большем объеме, чем они могут вывезти на продажу. Обоснование простое - если компания не вырубит все деревья на своей делянке, она подвергается штрафу.
Другая проблема состоит в том, что за молодыми лесами никто не ухаживает. Это приводит к увеличению времени, необходимого для их превращения в коммерчески пригодные.
Именно поэтому более половины лесозаготовок в России производится в девственных лесах. Экологи и лесозаготовители утверждают, что в Финляндии и Швеции все происходит наоборот: почти вся древесина производится из деревьев новых посадок.
Неправильное управление и контроль приводят к тому, что местное население не получает рабочих мест. Говорит Ярошенко: "Чтобы рубить деревья, много людей не требуется. Больше людей нужно для посадки новых деревьев и для ухода за ними."
