Маша Липман является редактором журнала "Pro et Contra" московского Центра Карнеги
Москва, 21 апреля 2004 года. Дело российского исследователя проблем контроля над вооружениями Игоря Сутягина, который в этом месяце был приговорен к тюремному заключению сроком на 15 лет по сфабрикованному обвинению в шпионаже, является новым свидетельством того, что судебная система России все больше подпадает под контроль исполнительной власти. Это дело вызывает многие из тех же тревог, что и дело российского нефтяного магната Михаила Ходорковского, который сегодня находится за решеткой. На защитников обвиняемых по этим делам оказывают все возрастающее давление органы прокуратуры и государственной безопасности. Оба этих дела являются насмешкой над заявлением президента Владимира Путина о приверженности принципу главенства закона; они обесценивают прогресс судебной реформы.
Одним из крупных недостатков советской судебной системы была зависимость судей от Коммунистической партии. Считалось, что только коммунистические боссы могут выносить окончательные суждения о виновности или невиновности. Таким образом, те, кого обвиняли и судили, почти неизменно признавались виновными.
В посткоммунистические годы реформа судебной системы имела свои взлеты и падения, но прогресс в утверждении принципа главенства закона отрицать невозможно. Уголовный и уголовно-процессуальный кодексы стали более человечными, а независимые юристы стали важным фактором российской жизни; они неоднократно демонстрируют, что способны влиять на события. Были восстановлены отмененные большевиками суды присяжных, что дает надежду на более справедливое отправление правосудия. Хотя невосприимчивые к взяткам, независимые судьи все еще являются скорее целью, чем реалией, государство, кажется, утратило свое бесспорное право командовать судебной ветвью власти.
Это было хорошо проиллюстрировано несколькими судебными делами - в частности, в отношении защитников окружающей среды Григория Пасько и Александра Никитина, дипломата Валентина Моисеева, ученого-физика Валентина Данилова и ряда других лиц - которых Федеральная служба безопасности (ФСБ) обвинила в шпионаже. Воскресив старый советский менталитет - все иностранные контакты подозрительны, а подозреваемых в таких контактах лиц нужно репрессировать - ФСБ выдвинула обвинения по этим делам в сотрудничестве с симпатизирующей ей прокуратурой. Но когда каждое из этих дел доходило до суда, сторона защиты доказывала, что обвинения являются шаткими и притянутыми за уши, и сторона обвинения оказывалась в проигрыше. Даже если судьи из опасения разозлить ФСБ и не выносили обвиняемым оправдательных приговоров, они проявляли определенную независимость, вынося компромиссные вердикты - в общем случае "мягкие" приговоры, которые позволяли освободить обвиняемых из-под стражи прямо в зале суда.
Путин сделал органы государственной безопасности и охраны правопорядка главными опорами своего правительства. Кремль в своей борьбе с политическими противниками прибегает к услугам Генеральной прокуратуры и ФСБ. Уголовное преследование Ходорковского, врага Кремля номер один, является серией вопиющих процессуальных нарушений. Надо полагать, что как сторона обвинения, так и судья по этому делу хорошо понимают, что российский президент хочет, чтобы Ходорковский оставался за решеткой (он находится под стражей с октября прошлого года), и они действуют соответственно, почти не принимая во внимание тех доводов, которые представляют в суд его защитники. Еще дольше сидят в тюрьме двое других лиц, связанных с Ходорковским и с его бизнесом. Защитников по этим делам обыскивают, притесняют и угрожают им уголовным преследованием.
Обвинения против Сутягина были основаны на аналитических документах по проблемам обороны, которые он подготовил для одной английской компании. Этого он никогда не отрицал. Но у защиты были неопровержимые доказательства, что вся содержавшаяся в бумагах Сутягина информация была взята из открытых источников и доступна всякому, кто хотел ее прочесть. Более того, у Сутягина никогда не было доступа к государственным секретам. Обвинения против Сутягина казались столь же безосновательными, что и обвинения против тех, кого ранее зачислили "в шпионы", и поэтому считалось вероятным, что он тоже будет оправдан и освобожден из-под стражи в зале суда, особенно с учетом того, что его дело рассматривал суд присяжных.
Однако оказалось, что даже суд присяжных можно превратить в насмешку над правосудием, когда высшая политическая воля и "обвинительный уклон" подменяют собой правосудие. Судья так сформулировала вопросы для присяжных, что подтолкнула их к даче "нужных" ответов. Например, она опустила слово "секретные", когда попросила ответить, передавал ли Сутягин материалы за вознаграждение. Защитники заявили протест, однако судья его отклонила. Разговаривая со мной через 10 дней после вынесения приговора, защитник Сутягина Борис Кузнецов назвал действия судьи в отношении присяжных "вводящими в заблуждение и корыстными". "Мы это дело не проиграли, - сказал Кузнецов, - потому что это не был состязательный процесс. Это была не дуэль; это был удар в спину".
Защитники Сутягина подали апелляцию в Верховный суд, жалуясь на действия судьи. Но на данный момент, однако, "обвинительный уклон" судьи по делу Сутягина не только поломал жизнь талантливому ученому и его семье. Он дискредитировал российскую судебную систему и поставил под сомнение недавно введенный институт суда присяжных. Решение Верховного суда станет критически важной проверкой: способна ли судебная власть, по крайней мере, на самом высоком уровне, действовать независимо, или аппарат государственной безопасности будет и дальше крепить свое удушающее влияние?
