Эндрю Кучинс является директором московского Центра Карнеги
21 апреля 2004 года. В последнее время связи России с Западом испытывают возрастающее напряжение. Дело компании ЮКОС, парламентские и президентские выборы, все более напоминающее советские времена национальное телевидение и другие явления способствовали тому, что посол США в России Александр Вершбоу (Alexander Vershbow) и другие дипломатично именуют "разрывом в ценностях". Дебаты по России и ее месту в международных институтах становятся все более разгоряченными. Равным образом, отношение России к США, Организации Североатлантического договора (НАТО) и Европейскому союзу (ЕС) тоже стало более придирчивым. К сожалению, многие из этих дискуссий наполнены сомнительными интерпретациями ревизионистской истории и откровенно неконструктивными подходами с обеих сторон. Это особенно справедливо в отношении будущей роли России в Большой Восьмерке (семерка промышленно развитых стран мира и Россия - прим. пер.), а также ее связей с недавно расширившейся НАТО.
Одобренная обеими партиями законодательная инициатива палаты представителей конгресса США (резолюция 336), авторами которой являются демократ Том Лантос (Tom Lantos) и республиканец Кристофер Кокс (Christopher Cox), призывает выбросить Россию из Большой Восьмерки, если она не добьется существенного прогресса в ряде вопросов, включая: главенство закона, в том числе защиту от избирательного уголовного преследования и защиту от произвольного насилия по указке государства; судебную систему, свободную от политического влияния и манипулирования; свободные и независимые средства массовой информации (СМИ); открытую для участия всех граждан политическую систему, которая защищает свободу слова и собраний; а также защиту всемирно признанных прав человека. Эта резолюция последовала за аналогичной законодательной инициативой, которую прошлой осенью, после ареста бывшего генерального директора ЮКОС'а Михаила Ходорковского, внесли в сенат демократ Джо Либерман (Joe Lieberman) и республиканец Джон Маккейн (John McCain).
Вне всяких сомнений, все вышеназванные пункты достойны похвалы. Я и многие мои коллеги как в правительстве, так и вне его вот уже многие годы, и особенно в последние 6 месяцев выражаем свою озабоченность в связи с ними. Никто не подвергает сомнению также то, что Россия по этим вопросам выглядит значительно хуже в сравнении с остальными членами Большой Восьмерки. Однако формальных критериев членства в Большой Восьмерке не существует. Неформальные критерии постулируют, что страна должна быть развитой рыночной демократией и иметь сильную и влиятельную экономику. Когда Россию в 1997 году официально пригласили стать членом Большой Восьмерки, она не удовлетворяла ни одному из вышеперечисленных критериев. Даже сегодня она реально соответствует лишь одному из этих критериев, поскольку США и ЕС в 2002 году признали ее страной с рыночной экономикой. Даже теперь, на шестом году экономического роста, Россия не входит в десятку самых крупных экономик в мире. И если Россия в 1997 году едва ли могла считаться совершенной демократической страной, то будет достаточно трудно доказать, что она достигла позитивного прогресса на этом фронте.
Итак, если Россия и близко не соответствовала заниженным критериям членства, то почему ее допустили в Большую Восьмерку? Ну, тут все достаточно просто. Мы много чего хотели от администрации Ельцина, и членство в этом престижном международном клубе было одной из тех вещей, которые мы могли ему предложить взамен. В 1994 году, когда Запад хотел гарантировать, что российские военные вовремя уйдут из Эстонии, мы использовали морковку в виде приглашения к совместным политическим дискуссиям Большой Семерки. Бывший заместитель государственного секретаря США Строуб Тэлбот (Strobe Talbott) в своих мемуарах о российской политике администрации Клинтона (Clinton) цитирует тогдашнего президента Билла (Bill) Клинтона, который якобы заявил: "Это достаточно простая сделка. Мы их приглашаем в Большую Семерку, а они убираются из Прибалтики. Если они станут членами клуба больших парней, у них будет меньше причин мордовать маленьких". Той же логикой Запад руководствовался и в 1997 году, когда предложил в следующем году формально сделать из Большой Семерки Большую Восьмерку, чтобы компенсировать тогдашнего президента Бориса Ельцина за решение расширить НАТО. Ясное дело, это звучит как снисходительность - в сущности, бросить старому Борису кость - но именно такими были американо-российские отношения в 1990-х годах, когда российская мощь и влияние упали до самого низкого во все времена уровня.
Ельцин отлично понимал эту логику и в своих мемуарах под заголовком "Полночные дневники" написал, что рассматривал свою жесткую позицию по вопросу расширения НАТО как главную причину своего приглашения в Большую Восьмерку. В 1999 году, во время переговоров о прекращении войны в Косово и вводе в страну российских миротворцев, тогдашний премьер-министр Сергей Степашин признал, что давление намеченной на конец июня в Кельне встречи Большой Восьмерки вынудило россиян пойти на заключение соответственного соглашения раньше. Сделанное России в 2002 году приглашение о полноправном участии в политических и экономических дискуссиях, а также предложение принять у себя встречу Большой Восьмерки в 2006 году стали признанием российской поддержки в Афганистане после событий 11 сентября 2001 года и решения президента Владимира Путина молчаливо согласиться на следующий этап расширения НАТО.
Как следует из этой короткой исторической справки, включение России в состав Большой Восьмерки не имело отношения к ее демократическим или экономическим характеристикам. Сегодня мы имеем основания утверждать, как делают многие, что снисходительность к России при приеме в Большую Восьмерку, в Совет Европы или в ряд других международных институтов была и является ошибкой. Но в случае с Большой Восьмеркой дело не столько в том, что критерии членства были снижены, сколько в том, что Россию приняли в этот клуб, руководствуясь в действительности совершенно иными причинами. Сегодня представляется несколько лицемерным и ханжеским отступаться от своих решений и доказывать, что Россию следует исключить по причинам, которые в действительности не являлись частью критериев ее членства. Но в год выборов это дает удобный предлог для тех, кто желает порисоваться на трибуне конгресса.
Аналогичным образом, недавний прием в НАТО семерых новых членов, в том числе прибалтийских государств, спровоцировал чиновников правительства и политическую элиту России на многочисленные затасканные и невралгические заявления о потенциальной угрозе, которую представляет НАТО. Однако просто невозможно поверить в то, что четыре бельгийских устаревших реактивных самолета, патрулирующие воздушное пространство над Балтикой, могут представлять сколько-нибудь серьезную угрозу для России. Не угрожает России и возможное создание небольших военных баз на территории недавно ставших членами НАТО стран вроде Румынии и Болгарии. Сегодня Россия имеет с НАТО совершенно другие отношения, чем были в годы "холодной войны", а поэтому приближение баз к границам России нельзя рассматривать просто как усиление угрозы для Москвы, как могли бы заявлять по традиции военные стратеги.
Ничто из вышесказанного не говорит о том, что у России, Соединенных Штатов и Европы нет реальных противоречий, которые необходимо урегулировать, или что существующие институты полностью адаптировались к быстро меняющимся условиям. Что касается европейской безопасности, мы стоим перед необходимостью улаживания наших разногласий относительно Договора об обычных вооруженных силах и вооружениях в Европе, включая такие его важные аспекты, как ратификация государствами Прибалтики и выполнение Россией данных в Стамбуле обещаний закрыть свои военные базы в Молдавии и Грузии. Давайте, однако, не будем забывать также, что вооруженные силы России и НАТО все теснее работают над обеспечением оперативной совместимости. Путин и министр обороны Сергей Иванов на прошлой неделе говорили о важности выдвижения позитивной повестки сотрудничества с НАТО.
И хотя в России наблюдается некоторый откат от демократии, исключение России из Большой Восьмерки тоже не является решением проблемы. Частью обоснования допуска России в Большую Восьмерку и в другие институты была идея, что в процессе взаимодействия в формате равноправного партнерства с могущественными рыночными демократиями Россия со временем привыкнет к иным нормам поведения. Точно так же, как было бы преждевременным объявлять о роспуске НАТО (чего хотелось бы многим россиянам), сейчас было бы преждевременным и не отвечающим интересам Запада списывать со счетов долговременную перспективу интеграции России с Западом.
