Айра Строс является американским координатором Комитета по России и Восточной Европе в НАТО
21 апреля 2004 года. Должно быть, это атлантический момент России. Разочаровавшаяся в Европейском союзе (ЕС), однако по-прежнему ориентирующаяся на Запад, Россия в данный момент может быть прочно привязана к атлантическому якорю.
Расширяющийся к границам России ЕС в данное время создает для нее серьезные проблемы: основополагающие вопросы торговли и транзита, этнические вопросы, угрозы санкций, отсутствие голоса при принятии решений ЕС. Эти проблемы отражают устойчивые реалии: ЕС слишком мал для России, а его рубежи чересчур прочны.
И в этом есть важная благоприятная возможность для Америки, а также и для нескольких трансатлантических институтов. Однако они эту возможность не используют; они о ней даже не ведают. Вместо этого они в данное время получают поток советов дистанцироваться от России.
Настроенным против ЕС американцам, в особенности, следовало бы рассматривать конфликт ЕС-Россия как шанс "увести Россию" от Европы. Можно было бы подумать, что они заняты поисками, например, как сделать так, чтобы Россия отбросила свои несбыточные надежды на ЕС и вместо этого постаралась найти свою главную роль и национальную идентичность через участие в Большой Восьмерке и в Совете НАТО-Россия.
Поддерживающим ЕС американцам тоже следовало бы так поступить, пусть даже и сохраняя свою предубежденность. Они могут принять во внимание ту роль, которую играет ЕС, поучая Россию относительно прав человека: это снимает часть ноши с плеч Америки, а россияне, возможно, предпочитают получать наставления скорее от Европы, чем от Америки. Не в интересах Америки раздувать разногласия, поскольку отношения ЕС-Россия обеспечивают привязку России к Западу. Тем не менее, все американцы заинтересованы в том, чтобы россияне извлекли уроки из разногласий, а именно, что:
(1) для России контрпродуктивно отождествлять себя с "Европой" как символом против Америки; подлинные интересы России частенько лежат ближе к интересам Америки; и
(2) единственный "общий европейский дом", в который у России есть шанс войти или же получить возможность оказывать на него должное влияние изнутри, это более просторный атлантический дом, то есть такой, который для равновесия включает Америку, и который имеет свой законный статус в лице НАТО, Организации экономического сотрудничества и развития и Большой Восьмерки.
Эти суровые реалии создают основу нынешней возможности для Америки и атлантических институтов. Это возможность заключить с Россией полезные сделки. И возможность подвести Россию к более хорошим отношениям с Америкой и с атлантической системой.
Однако Вашингтон пренебрегает этой возможностью. Вместо того чтобы поразмыслить над тем, как ее осуществить, они там ведут разговоры об исключении России из Большой Восьмерки. Конгрессмен Лантос (Lantos) даже съездил в Москву, чтобы озвучить эту угрозу.
Это равносильно тому, чтобы причинять вред самому себе, желая досадить другому. Большая Восьмерка - единственный западный "дом", в котором России выделена приличная комната. Участие в этом органе России отвечает нескольким главным интересам Запада: (а) оно помогает привязать национальную идентичность России к Западу; (б) в одном критическом случае в 1999 году, после "разворота Примакова" прочь от Запада, оно позволило Ельцину, не потеряв окончательно лица, вернуть Россию обратно на сторону Запада в вопросе о войне в Косово и (в) оно, вполне вероятно, спасло также и западный альянс, поскольку Россия впоследствии убедила Милошевича (Milosevic) сдаться, не втягивая НАТО в наземные боевые действия, которые могли бы разрушить ее сплоченность. Далее, Большая Восьмерка была тем местом, где Путин пытался предостеречь высших западных руководителей - перед событиями 11 сентября 2001 года - о необходимости более серьезно воспринимать угрозу терроризма, и где он сделал свои первые шаги, чтобы помочь Западу разобраться с Северной Кореей.
Для того чтобы использовать нынешнюю возможность, вовсе не обязательно переводить отношения с Россией в окончательную, полностью интегрированную форму; этого нельзя делать, пока остается неясной конечная структура политической системы России. Но существует большое различие между продвижением отношений вперед, где это возможно (как это нередко бывает), и порчей отношений, где это возможно (как это всегда бывает). Продвижение отношений вперед служит делу подкрепления прозападной ориентации России; порча отношений служит тому, что национальная идентичность России выталкивается в открытое море. Особенно тревожащими являются предложения неоправданно, то есть, в отсутствие практической необходимости, портить отношения или же предложения портить отношения, унижая Россию ради самого унижения.
Отчасти неспособность Запада воспользоваться открывшейся возможностью объясняется опасениями по поводу политической эволюции России. Однако решать этот вопрос нужно не на путях угроз, осуществление которых нанесло бы вред собственным интересам Запада. Важно также, чтобы Запад понимал ситуацию в России и избегал того, чтобы ее компас отклонялся вследствие преувеличений и искажений, которые появляются в сообщениях популярных средств массовой информации (СМИ).
Временами кажется, что атлантические институты слепо идут за ЕС, копируя его более жесткий подход к России. Я говорю "слепо", поскольку атлантические органы, в отличие от ЕС, не испытывают внутренней необходимости становиться более враждебными России. И они не настолько малы, как ЕС, чтобы нельзя было включить в них Россию. Они не увидели бы в этом угрозу своему демократическому балансу, как в случае с ЕС, если бы приняли к себе Россию, чья политическая система неоднородна. Они не представляют собой таможенный союз и иммиграционный союз - как ЕС - который после расширения до границ России должен сделать свой рубеж более основательным. Вместо этого эти органы сфокусированы на альянсе, а их общий враг - терроризм - является таким врагом, в борьбе с которым Россия может стать сильным партнером.
То, что нужно сделать атлантическим институтам для того, чтобы ради собственной выгоды прочно привязать к себе Россию, достаточно просто. Не отворачиваться от России, избегать тыкать ее носом в грязь, использовать возможности для того, чтобы делать больше вместе с Россией и не закрывать дверь для более тесной интеграции в будущем. А также сделать несколько мягких заявлений, которые с учетом разногласий России с Европой позволят набрать очки в глазах мировой общественности.
Если вместо этого Запад вдруг захочет наказать Россию, вырвав у нее из-под ног атлантический пол, то в этот раз у России не останется других нитей, связывающих ее с Западом. В прошлом она имела возможность благополучно вернуться к своему "европейскому" психологическому якорю - к своей мечте быть "европейской" в узком смысле и интегрироваться с ЕС - как к способу спасти свою прозападную ориентацию всякий раз, когда ее отношения с Америкой и с НАТО ухудшались. С точки зрения европейцев, когда условия станут более благоприятными, Россия всегда могла снова повернуться лицом к более реалистичному атлантическому варианту своей западной национальной идентичности. Но сегодня этот вариант отступления уже невозможен.
Россия потеряла свой вариант "малой Европы", потому что ее элита с болью поняла, что в действительности ей нет места в Европе. Ее последней оставшейся главной привязкой к Европе является атлантический якорь. Если бы Россия теперь оказалась лишенной также своего атлантического якоря, она могла бы скатиться к своей фундаментально неевропейской национальной идентичности еще больше, чем во времена Брежнева. И тогда ей было бы непросто вернуться из этой бездны и вновь стать партнером Запада.
А когда Россия снова окажется в открытом море, никто не может предсказать, как далеко она будет дрейфовать. Она, вполне возможно, станет проповедовать "многополярность" и возврат к ядерной биполярности, сочетающейся с другими "полюсами", чтобы компенсировать свою неядерную слабость. Запад сотворил бы себе в лучшем случае головную боль, а в худшем - кошмар.
На кону стоят очень многие интересы Америки. Ее основные альтернативы совершенно ясны, хотя может быть достаточно места для вариаций в мелких деталях. Ей необходимо действовать с сознанием того, что есть выбор и, если на то пошло, существует благоприятная возможность.
