'Berliner Zeitung': 9-го мая в Грозном был убит Ахмат Кадыров, президент Чечни, пользовавшийся поддержкой Москвы. Вы его знали, Что это был за человек?
Бисултанов: У меня нет никакого интереса говорить о его человеческих качествах. Я знал его как самого отвратительного предателя моего народа, с его именем связан массовый террор в отношении чеченского народа. Лично для меня он безразличен. Он - никто, как и все те, кто следует за ним. Потому что Путин - никто! Путин - машина, не человек, а Кадыров был одним из ее винтиков. Кадыров закончил так, как и должен был закончить.
'Berliner Zeitung': Кадыров не всегда был таким винтиком. До начала второй чеченской войны он был на стороне Масхадова, свободно избранного президента и нынешнего главы сепаратистов.
Бисултанов: Я как представитель искусства и как человек вообще не разделяю этот баррикадный принцип - 'кто с нами, тот прав', в том числе, и когда речь идет о такой великой идее, как национальная независимость. Мы совершили много ошибок, поскольку обращались к этому принципу. Такой ошибкой был Кадыров. К сожалению, нам из-за своих ошибок пришлось пережить большие потрясения. Но нужно помнить о том, что у нас, чеченцев, никогда не было своего государства. Мы, конечно, несколько раз провозглашали его, но никогда не создавали государственные институты и общество на практике.
'Berliner Zeitung': Вы сами поэт. Когда Вы решили пойти в политику?
Бисултанов: Я такого решения никогда не принимал. Я и сейчас не считаю себя политиком.
'Berliner Zeitung': Но в 1999 году, перед началом второй чеченской войны, Вы все же были назначены вице-премьером Масхадова по социальным вопросам.
Бисултанов: Я им и до сих пор остаюсь. Но то, что происходит в Чечне, нельзя делить: тут говорить о политике, там о мирной жизни, об искусстве. У нас нет профессиональных политиков: Закаев, например, актер, я поэт, наш бывший президент Яндарбиев был поэтом, два моих друга, погибшие рядом со мной в окопах, были отличными художниками. Одному очень популярному певцу прямо на моих глазах оторвало ногу - мы принимали решение не о власти, мы принимали решение, руководствуясь совестью. Я всегда говорю: нам, чеченцам, нужны не сторонники Чечни, нам нужны сторонники правды. И я в этом мире - на стороне правды. Я знаю, что для вас в Германии и в нынешнем мире это звучит архаично, но есть ценности, которые ты предаешь и тогда становишься никем.
'Berliner Zeitung': Разве в этом конфликте только одна правда, или же их несколько?
Бисултанов: В этом конфликте очень легко выбрать правду.
'Berliner Zeitung': Вы говорите, будто, есть только две противоборствующие стороны: оккупанты и сопротивление. Но сопротивление, согласно журналистке Анне Политковской, делится на 'западников' вокруг умеренного президента Масхадова, на 'арабов', сторонников исламизации, и на небольшие группы людей, которые воюют из своей личной мести.
Бисултанов: Я восхищаюсь госпожой Политковской за ее смелые репортажи, но тут она пытается слишком уж хитрить. Когда война против оккупантов велась в едином порыве? Надо все же видеть суть конфликта. Наш народ депортировали не из-за 'Аль-Каиды'! Наверняка, кто-то воюет из мести, у кого-то другие цели, кто-то борется именем Аллаха, все это есть, но только потому, что пришли оккупанты и превратили всю Чечню в концентрационный лагерь. Если Вы спросите, становится ли чеченское общество более радикальным и склонно ли к экстремизму - безусловно! Это очевидно. Что остается людям, кроме религии? Где право, где закон, где международное право? Европа ничего не делает, она даже не говорит Путину, что, то, что там происходит, плохо! Но в одном я Вас могу заверить: Европе, в конечном итоге, придется решать проблему. Чем раньше она это сделает, тем лучше.
'Berliner Zeitung': Какими властными полномочиями пользуется еще президент Масхадов?
Бисултанов: Пятый год чеченцы оказывают невероятное сопротивление. Если бы у Масхадова не было поддержки, его бы через месяц расстреляли.
'Berliner Zeitung': Вы не только политик, но и поэт.
Бисултанов: Я - поэт, не политик!
'Berliner Zeitung': Как доходят Ваши стихи до Чечни?
Бисултанов: На чеченском языке изданы четыре моих книги, но все перед войной. Со времени начала оккупации меня не печатает ни одно издательство. Но я Вас заверяю, меня читают и любят почти все чеченцы, независимо от их политических убеждений. Они хотят иметь мои книги, к ним уже попала и книга, появившаяся сейчас.
'Berliner Zeitung': Вы родились в 1959 году. Как раз тогда чеченцам, депортированным во время войны, разрешили вернуться на родину. Кто был Вашим литературным кумиром, когда Вы начали писать стихи на чеченском языке?
Бисултанов: Во время депортации все чеченские поэты были или расстреляны или же посажены в тюрьму или на 20 лет - в лагеря. Литература практически была полностью уничтожена. После этого пришли люди, которые писали совершенно неестественным чеченским языком, и которых никто никогда не хотел читать, но у них было жилье, дачи, членство в советском Союзе писателей. А потом пришло наше поколение, поколение 'Прометеев'.
'Berliner Zeitung': Что за Прометеев?
Бисултанов: Мы создали в Грозном литературный клуб. Только подумайте, это было время рассвета социализма, и мы создаем клуб, который ищет связей с мировой, европейской литературой с современной литературой. Клуб был запрещен. У меня есть традиция, которой может пользоваться любой деятель искусства - обращаться к народному искусству. Это касается каждого деятеля искусства, даже современного. Мне повезло вырасти в горах, рядом с бабушкой, которой было больше ста лет. Я был очень любознательным и еще до того, как пошел в школу, знал много стихов на чеченском и на русском языках наизусть. Позднее, в 'Прометее', на меня оказали влияние такие поэты, как Рембо (Rimbaud) и Гарсиа Лорка (Garcia Lorca), поэты из стран от Перу до Чили, такие, как Габриэла Мистраль (Gabriela Mistral) и Вальехо (Vallejo).
'Berliner Zeitung': А, скажем, Мандельштам или другие русские поэты?
Бисултанов: Мандельштам, Пастернак, настоящие, большие русские поэты. И, разумеется, все это я получал через русский язык, в русских переводах. Русская культура оказала на меня очень большое влияние. Но я и мы ориентировались на Запад. Как и Мандельштам и Пастернак!
