Cо времен окончания холодной войны США осуществляют экспансионистскую внешнюю политику, излюбленным инструментом которой является военная сила. Американцы, в буквальном смысле слова, помешались на военной силе. Этот новый милитаризм выражается в тенденции отождествлять силу и благополучие нации с такими понятиями, как боеготовность, военные действия и распространение военных идеалов. Милитаризм проявляется также и в том, что ни одно политическое течение или движение не ставит под сомнение действия государства.
Это подтверждается следующими фактами:
- целью быть не только сильным государством, но и непобедимым, во всех формах ведения войны;
- военными расходами, превышающими расходы всех остальных стран мира, вместе взятых;
- наличием военных баз в 150 странах мира, часть которых существует уже десятилетия;
- глобальными военными проектами США;
- готовностью страны использовать на практике свои вооруженные силы;
- милитаризацией института президентства, использующего фотографии солдат как реквизиты;
- традицией видеть в вооруженных силах бастион защиты американских добродетелей и ценностей.
Новый американский милитаризм является реакцией на вьетнамскую войну. При ближайшем рассмотрении можно выделить пять главных действующих сил, пять групп, сформировавших эту политику.
Во-первых, американские военные. Вернувшись домой из Вьетнама, обесчещенные и посрамленные, они стали стремиться вернуть себе былой статус и права, которыми они обладали со времен Второй мировой войны, но которые были подорваны войной во Вьетнаме. Поэтому военные стали настаивать на реформах, результатом которых стало создание чисто добровольной армии. Сразу же после возвращения из Вьетнама военная верхушка отказалась от обычных методов ведения войны, обратившись к такому их типу, который американская армия освоила. Операция 'Буря в пустыни' в 1991 г. подтвердила удивительно высокий уровень подготовленности американских вооруженных сил.
После этой победы, совпавшей по времени с окончанием холодной войны, и восстановления престижа военных профессионалов представители американской военной верхушки стали пользоваться своим влиянием. Это, например, очень хорошо прослеживается в мемуарах Колина Пауэлла (Colin Powell). Военные стали выступать за то, чтобы сохранялся уровень военной мощи, намного превосходящий уровень, необходимый для обеспечения обороны страны.
На практике же военные в 90-х годах не смогли ответить на вопрос Мадлен Олбрайт (Madeleine Albright), заданный ею Колину Пауэллу: зачем нужна такая большая армия, 'если мы вообще ничего с ней не делаем'. Эта избыточная мощь открыла дорогу политике интервенций, приведшей сегодня к войне, чем-то напоминающей вьетнамскую.
Второй значительной действующей силой в формировании политики милитаризма стала группа публицистов. Они опасались, что такой коллапс Америки, как во Вьетнаме, и потеря авторитета американских институтов в результате появления, например, альтернативной культуры, может привести к ситуации, схожей с европейской в 30-х годах. Эти представители интеллигенции начали широкую кампанию, чтобы обратить наметившиеся тенденции вспять. Они настаивали, прежде всего, на восстановлении военной мощи США и на морально чистой внешней политике. Чтобы добиться намеченной цели, они стремились соединить воедино американскую военную мощь и американские идеалы. Эта группа называется неоконсерваторами.
Третьей группой стали стратеги из числа гражданских лиц. К ней относились такие люди, как Альберт Вольштеттер (Albert Wohlstetter). Они долго были одержимы стремлением минимизировать уязвимость американских политических стратегий. В 60-е годы они выступали за необходимость ведения ограниченных войн и готовность к ним США. Вьетнам был одной из таких ограниченных войн, дискредитировавших всю эту концепцию. Вернувшись из Вьетнама, люди, подобные Вольштеттеру, решили изобрести новую концепцию, сделав войну полезной, целенаправленной и точной. В конечном итоге, была выработана аргументация в пользу превентивных войн и стратегии 'шока и трепета', т.е. метода уничтожения угрозы в самом ее зародыше.
К четвертой группе относятся христианские фундаменталисты, которых в США многие миллионы. Для них 60-е годы были катастрофой. Их убеждение, что США идут прямой дорогой в ад, толкнуло их в политику и привело к созданию движения, которое сегодня мы называем религиозными правыми. Считая себя оплотом защиты западной культуры от упадничества, они возвели себя в ранг самых рьяных защитников американских военных и американского общества. Они пропагандировали мысль о том, что солдат является лучшим примером для всех остальных американцев. Во времена холодной войны они считали, что существует противоборство между богобоязненными людьми и безбожниками. После 60-х годов у них появились опасения, что хорошие люди могут проиграть, и поэтому они громогласно и долго призывали военных вооружаться.
Наряду с явно выраженной симпатией к Израилю они пришли к новой интерпретации христианской традиции 'справедливых войн'. В результате избранные, особые государства, получили своего рода карт-бланш на применение военной силы. Одним из таких государств является Израиль, другим - США.
Пятой группой, пятой движущей силой, были политики. Как консервативные, так и либеральные политики отводят США мессианскую роль в истории. Таким политиком был, без сомнения, Рональд Рейган (Ronald Reagan). Рейган был твердо убежден в том, что именно Америка должна положить начала новому миру. Так думал не только Рейган, Билл Клинтон (Bill Clinton) тоже отводил Америке мессианскую роль в мировой истории. И оба они видели в военной мощи ключ к осуществлению этой американской миссии.
После событий 11 сентября все эти тенденции нашли свое отражение в национальной стратегии безопасности, принятой в сентябре 2002 г., и в превентивной войне в Ираке. Но такая политика извращает наши основополагающие идеалы и противоречит нашим долгосрочным интересам безопасности.
