Сегодня начинается судебный процесс по делу руководителя музея Андрея Сахарова, а также одной художницы по обвинению в организации выставки 'Осторожно, религия!' Это дело заинтересованной общественности, наверняка, известно. В январе прошлого года шесть человек уничтожили экспонаты выставки. Музей после этого дал свидетельские показания, однако после вмешательства церковного руководства дело в отношении хулиганов было прекращено в то время, как организаторы выставки оказались на скамье подсудимых. Они обвиняются 'в оскорблении достоинства лиц, исповедующих православие'.
Соответствующая статья предусматривает за это наказание в виде лишения свободы сроком до двух лет. Следственные органы не делают секрета из того, что на них оказывается давление сверху. Однако протестует лишь горстка правозащитных организаций, со стороны представителей культуры не слышно ни единого звука. Причиной этого является страх перед надвигающимся 'клерикальным большевизмом', как называет альянс между православной церковью и спецслужбой американский славист Светлана Бойм (Swetlana Boym).
Человек слаб, еще слабее - российская общественность. Слаб и Запад. В советские времена правительства западных стран выступили бы с нотами протеста, а интеллектуалы в Берлине не упустили бы такого случая, как трехдневный конгресс на тему 'Посткоммунистическая ситуация. Искусство и культура после распада восточного блока', чтобы выступить с протестами политически мотивированных репрессий.
Светлана Бойм рассматривает разрушение выставки как выражение религиозного модернизма. При этом имела место радость по поводу возможности выбить из курьезного случая теоретические дивиденды. Это отношение к реалиям и к истории является показательным для того вида теоретиков культуры, которые носятся с социализмом и его бренными остатками с тем, чтобы раскладывать явления по полочкам в рамках 'метатеоретической дискуссии'.
Кстати, культуру в большинстве постсоциалистических государствах не следует низводить до отдельных поступков и инсталляций. Она остается культурой унижения и нехватки единения в обществе, культурой права распоряжаться себе подобными. Потребность 'изображать' ее туманными метафорами свидетельствует о скрытом страхе перед действительностью. Тот факт, что в Берлине никому не пришла в голову мысль выразить хотя бы символический протест против сказанного Бойм, говорит о многом.
Сегодня пришло время, говорит Борис Гройс (Boris Groys), сформулировать новую тему для теоретической дискуссии, которая бы отвечала посткоммунистической ситуации. Люди искусства и интеллектуалы должны задаться вопросом, какие последствия имели для культуры постсоциалистические преобразования. Некоторые теоретики от культуры и кураторы из Словении (Игорь Забель/ Igor Zabel), Болгарии (Петя Кабакшиева/Petya Kabakchieva) и из Казахстана (Валерия Ибраева) предлагают срез проблем искусства в своих странах. При всех нюансах искусство в посткоммунистических странах сталкивается с одной принципиальной проблемой: отсутствием значимого рынка искусства и институциональной поддержки некомммерческого искусства. Вместо них повсюду на Западе появляются западные институты, которые заменяют представителям искусства государство и освобождают их от рынка, однако ставят в зависимость от своих норм и ценностей.
О ситуации в России говорили в Берлине Андрей Фоменко из Санкт-Петербурга и русско-американский кинокритик Михаил Ямпольский, говорили с разных точек зрения. Фоменко описывал 'крайнее истощение' петербургского искусства. Радикализм и неоакадемизм, ставивших целью привлечение внимания Запада, исчерпали себя. Он надеется в будущем на 'обращенное вовнутрь художественное накопление эстетического опыта'. Ямпольский описал возникновение агрессивного китча в России с точки зрения советского прошлого. В итоге он утверждается как тоталитарный хлам 'культуры чистого искусства', в рамках которой преодолевается культурный элитизм. Этот хлам является культурным довеском к режиму Путина. Ямпольский констатировал смерть авангардистского проекта и не верит, что в посткоммунистический период возникло что-то действительно новое.
Особое явление!
Лишь два обязательных аниматора посткоммунистических дискуссий - российский писатель Виктор Ерофеев и один популярный философ из Словении, оживившие дискуссию своими вступлениями, перегруженными специфическим жаргоном, проявили себя как люди, выросшие из рамок претенциозного теоретического проекта, стоящего за берлинским конгрессом и имеющего своей обителью Центр культуры и технологий средств массовой информации в Карлсруэ.
Ерофеев часто не всегда трезвый, но никогда не лезший за словом в карман, говорил о нравственном кризисе в посткоммунистической России и жаловался на то, что россияне винят всегда в своих бедах обстоятельства, но не самих себя. Русская литература, устанавливавшая прежде этические нормы, мертва. Современное развитие, разочаровал он в ожиданиях молодых слушателей, не дает повода для оптимизма: 'Надежды нет!'
