В 1962 году Мишель Фуко (Michel Foucault) предложил кандидатам на поступление в высшую 'Эколь нормаль' тему для сочинения, напрямую связанную с его исследованием безумия: 'Что есть нормальный человек?'. Тот, кто в прошлую субботу добрался до дома, проторчав несколько часов в 'пробках', включил телевизоры и увидел на экране картины бурного шествия 'Gay Pride', затопляющего парижские улицы, совсем в духе Феллини, вряд ли мог не задать себе этот вопрос.
Во времена Мишеля Фуко, умершего мучительной смертью от СПИДа ровно 20 лет назад, на этот вопрос давали ортодоксальный ответ, внушенный марксизмом: нормальность не существует, поскольку она конвенциональна, зафиксирована идеологией господствующих классов, в целях упрочить их власть, и обеспечить господство над душой и телом одновременно.
Сорок лет спустя, воинствующие сторонники 'Gay Pride' и министры- социалисты или либералы, поддерживающие их, по-прежнему отмечены печатью 'Библии' своей молодости. Они убеждены, что гомосексуализм - это инновация, а гомосексуалисты - жертвы буржуазного порядка. В их умах секс не существует выше пояса; секс - главная ставка в борьбе власть имущих и бедных, и изгоев. После признания прав женщин, трудного, но так и не осуществленного до конца, признание прав гомосексуалистов, включая возможность воспитывать детей и вступать в брак должно, по их мнению, стать решающим этапом, который следует преодолеть для скорейшей победы равенства.
Как все идеологии, этот ход мысли отвечает реальным проблемам и исходит из неверных предпосылок. В нем содержатся два внутренних противоречия, в которых защитники 'гомосексуального вопроса' увязают, пусть и не кривя душой. Первое противоречие - искажение этого вопроса политиками у власти, которые зачастую скорее циничны, чем убеждены в правоте гомосексуалистов. Политики пользуются этим вопросом, чтобы увлечь на свою сторону массы 'исключенных', в обществе, дестабилизированном кризисом.
Демарш воинствующих гомосексуалистов, которые мнят себя освободителями, осуществляется на фоне возросшего господства публичной сферы над частным существованием - противники геев не преминут напомнить им об этом. На деле свобода нравов приводит к тому, что гомосексуальные пары становятся зависимыми от субсидий, снижения налогов, даже от актов гражданского состояния, поскольку нельзя исключать, что законодатели не капитулируют перед некоторыми местными депутатами. Гомосексуалисты хорошо защищены, они будут находиться под защитой беспрецедентного законопроекта, который будет охранять их как чрезвычайно ранимую породу, позволив их ассоциациям подавать иск за клевету в вопросе 'пола или сексуальной ориентации' на словах или на бумаге. Как будто законов, осуждающих всевозможные формы клеветы, недостаточно!
Вмешательство государства в семейное право, следует ли это повторять, имеет в качестве единственного оправдания защиту семейных уз. Не мэры женят пары, это пары женятся. Представитель государства на бракосочетании - это ручательство об обязательствах, принятых обществом по отношению к супругам и их детям. Все прочие случаи проходят по ведомству личных договоров, заверенных нотариусами.
Что касается сексистского вопроса, можно подумать, что он становится вопросом возмещения убытков за причиненный ущерб. Уголовное преследование производится по инициативе государственных органов. Когда любая ассоциация, даже не потерпевшая напрямую, требует санкций, вплоть до года тюремного заключения и 45000 евро штрафа, - это злоупотребление понятием морального ущерба, каковое открывает путь любой цензуре, или, что хуже, автоцензуре. Став арбитром споров между 'гомофобами' и 'гетерофобами', власть не должна смешивать сексуальность и общественный порядок, не должна под предлогом движения к равенству отступать назад в вопросе свободы. Став арбитром, власть рискует разжечь конфликт между 'гомофобами' и 'гетерофобами' с новой силой, рискует подвергнуть цензуре многочисленные сексуальные коннотации в самом языке.
XX век был веком тоталитарных экспериментов. Сегодня нужно отдавать себе отчет - когда государство вмешивается в частную жизнь, и когда общество, а не частные лица, судит о словоупотреблениях - тогда демократии больше нет. Свойство всех тоталитарных режимов - пытаться завоевать господство над языком, что является вторым инструментом (после полиции) господства над телом и душой.
К тому же государство не должно вмешиваться в сексуальные отношения по обоюдному согласию между совершеннолетними. Напротив, у него есть основания вмешаться, чтобы защитить малолетних, даже при обоюдном согласии. Разногласия по возрастному рубежу, ограничивающему это вмешательство - моложе 15 лет или 19 лет - уже давно сделали очевидным другое противоречие, на котором спотыкаются в своей борьбе защитники прав гомосексуалистов. В самом деле, им следует признать существование норм, и если нормы могут варьироваться в отношении нравов, то все равно существует порог, который нельзя переступать, порог, отделяющий гомосексуальность от педофилии, и этот порог естественный.
Это, само собой разумеется, всем известно, почти никто не спорит. Остается заключить, что нормальный человек не есть лишь выдумка властей. Человек - реальность, конечно изменчивая, но записанная в природе вещей, и эту реальность не следует охранять, она должна сама себя защищать от манипуляций власти, прилагая сознание и волю.
Быть может, те, кто видят в сексуальном протесте один из главных вызовов, стоящих перед обществом, избежали бы этих противоречий, если бы внимательнее прочли работу Мишеля Фуко, чья мысль претерпела значительную эволюцию от 'Истории безумия' до 'Истории сексуальности', начатой в 1976 году. Фуко открыл, что знаменитое 'подавление' секса в XIX веке было скорее искусственным повышением его ценности, умножением дискурсов о нем. Автор 'Воли к истине' пришел к мысли, что для того, чтобы сказать 'нет' власти, недостаточно говорить 'да' сексу. И что знаменитая 'сексуальная революция' была лишь манипуляцией на службе у других интересов, политических или экономических. В наше время об этом свидетельствует с одной стороны господин Стросс-Кан (Strauss-Kahn), а с другой - будущее 'розовое' телевидение.
Фуко заключает, что для индивида необходимо освободиться от самого понятия пола. Он называет это 'новой экономией тела и удовольствия'. Быть может, более экономичным будет мыслить, что в этом вопросе обществу принадлежит наименьшая роль. Отвечая на вопрос журналистов, почему он участвует в 'Gay Pride', мэр Парижа господин Деланоэ ответил: 'Чтобы чувствовать себя в своей тарелке'. Его стоит успокоить: 'ощущение себя в своей тарелке' не зависит от общества. Нормальный человек - личность, хорошо осознающая свои сильные и слабые стороны, настолько, чтобы не требовать от государства заботы о своих слабостях, которые есть у всех.
