На прошлой неделе журнал 'Prospect' объявил результаты опроса общественного мнения, которое определило пятерых главных интеллектуалов в Великобритании. На четвертом месте оказался восьмидесятилетний историк Эрик Хобсбаум (Eric Hobsbawm). Необычность такого результата заключается в тех критериях, которые журнал предложил для оценки интеллектуалов.
Согласно требованиям журнала, при оценке следовало принимать во внимание интеллектуальные достижения последнего времени - от пяти до десяти лет. Таким образом, читатели поддержали кандидатуру профессора Хобсбаума не за его научные труды по истории 19 века, а за его неоднократные попытки прошедшего десятилетия оправдать свою пожизненную преданность Коммунистической партии Великобритании.
В своих мемуарах 'Interesting Times' ('Интересные Времена'), опубликованных в 2002 году, Хобсбаум так пишет о своих товарищах - студентах-коммунистах 30-х годов: 'В характере у большевиков была жесткость, даже жестокость, они добивались того, что нужно было сделать - до, во время и после революции'. Хобсбаум не одобряет их действий, он старается описательно охарактеризовать их. Однако он сохраняет свои принципы. Как пишет историк Роберт Конкест (Robert Conquest), в 1994 году корреспондент 'Би-Би-Си' Майкл Игнатьефф (Michael Ignatieff ) в интервью с Хобсбаумом спросил его: 'Вы хотите сказать, что если бы светлое будущее было действительно построено, гибель пятнадцати или двадцати миллионов человек была бы оправдана?' Хобсбаум ответил: 'Да'.
Хобсбаум признает, что более глубокие знания о сталинской России все равно не заставили бы ее приверженцев отвернуться прочь. Здесь он без всякой связи заявляет: 'Конечно, мы не знали, да и не могли знать всех масштабов бедствий, обрушившихся на советский народ'. Возможно, о масштабах не знали. Однако сама природа и характер сталинских репрессий были хорошо известны читателям таких известных узкому кругу материалов, как мемуары бежавшего на Запад советского разведчика Вальтера Кривицкого (Walter Krivitsky), которые были опубликованы в американской 'Saturday Evening Post' в 1939 году. Только большой интеллектуал мог не уделить им внимания.
Хобсбаум использовал любую возможность даже после заката коммунизма, чтобы каким-то образом оправдать его. В своей книге 'The Age of Extremes' ('Эпоха Крайностей') в 1994 году он скромно предлагает свое видение: 'Можно также сказать, что в партии большевиков, созданной Лениным, ортодоксальность и нетерпимость в определенной степени насаждались по практическим соображениям, но не в качестве самоцели'. Бертран Рассел после встречи с Лениным отмечал: 'Когда он грубо захохотал при упоминании многочисленных убитых жертв, у меня застыла кровь в жилах'. Однако общепризнанное представление о Ленине как не только о нетерпимом прагматике, но и как о генетически кровожадном человеке для Хобсбаума слишком примитивно, чтобы быть принятым во внимание.
В своем более позднем панегирике 'On History' ('Об Истории', 1997 год издания) Хобсбаум отмечает: 'Несмотря на то, что коммунистические системы оказались хрупкими, в период с 1957 по 1989 год для их сохранения и поддержания нужно было лишь ограниченное, по сути дела, номинальное, военное принуждение'. Под таким номинальным военным принуждением Хобсбаум имеет в виду 27 советских дивизий, 6 300 танков и 400 000 военнослужащих, которые в 1968 году были направлены в Чехословакию для уничтожения наметившихся там политических реформ.
Хотя журнал 'Prospect' интересовали только самые свежие научные труды, семена тупости Хобсбаума взошли гораздо раньше. В своих мемуарах он вскользь упоминает листовку о советско-финской войне, которую написал в Кембридже вместе с будущим литературным критиком Рэймондом Уильямсом (Raymond Williams). Хобсбаум вздыхает: 'Увы, листовка была утеряна во время войн и потрясений. Я так и не смог найти копию'. И хорошо, что не нашел. Дело в том, что советско-финская война была начата Сталиным через два месяца после подписания с Гитлером Пакта о ненападении и являлась прямой агрессией против Финляндии. Хобсбаум и Уильямс поддержали и агрессию, и сам пакт.
