29 июля 2004 года. Хотя "холодная война" закончилась более десятилетия назад, в августе 1991 года, наша политическая система пока еще не сумела выработать новую генеральную стратегию для Соединенных Штатов взамен стратегии сдерживания коммунизма.
До 11 сентября (2001 года - прим. пер.) этот промах можно было бы приписывать отсутствию общего врага. После этой даты стратегический вакуум был заполнен, но лишь частично, войной с терроризмом.
Однако я считаю, что для величайшей державы мира - величие которой измеряется всеми традиционными мерками экономической, политической и военной силы - недостаточно ограничивать свой стратегический фокус уничтожением только лишь метода (терроризм), применяемого одной сетью радикальных фундаменталистов ("Аль-Каида"). Разве у нас не должно быть более великой и благородной цели в мире в 21-м веке?
Наш новый век динамичен в четырех революционных направлениях: глобализация, информация, суверенитет и конфликт. Глобализация и информационные технологии революционизируют международные рынки и финансы и трансформируют целые экономические системы и общества. А те, в свою очередь, разрушают традиционный суверенитет нации-государства и компрометируют способность государства обеспечивать экономическую и физическую безопасность. Ослабление государственной монополии на насилие ведет к трансформации войны и к фундаментальным изменениям в характере конфликта.
Ни особый подход ("Мы будем разбираться с этими вопросами по мере того, как они будут возникать"), ни "война с терроризмом" администрации Буша-младшего (George W. Bush) не являются достаточной основой для определения роли Соединенных Штатов на предстоящие годы. Вместо европейских наций-государств появляется Единая Европа (United Europe), делая тем самым проблематичным восстановление Атлантического альянса. Экономическая экспансия Китая и Индии, переопределение национальных целей в Японии и ядерная Северная Корея - все это требует новой политики США в отношении Азии. В других регионах мира государства-неудачники, распространение оружия массового поражения (ОМП), эпидемии, массовые миграции населения и глобальное потепление - эта новая повестка столетия - требуют более тесного международного сотрудничества и, возможно, новых международных институтов.
Генеральная стратегия, говоря простым языком, это использование национальной мощи для достижения главных национальных целей. Я бы сказал, что у нас есть три такие цели: обеспечение безопасности (как нас самих, так и, где возможно, других), расширение диапазона возможностей и продвижение либеральной демократии во всем мире. Для того чтобы их достичь, мы можем использовать три вида силы - экономическую, политическую и военную - которые значительно превосходят силу кого бы то ни было еще. Наша экономика больше, чем экономики следующих за нами четырех или пяти стран вместе взятых. У нас имеется непревзойденная дипломатическая и политическая сеть. И вскоре мы будем расходовать на наши вооруженные силы больше, чем весь остальной мир вместе взятый.
Но у нас есть и четвертая сила, какой обладало очень малое число великих наций в истории. Эта сила содержится в наших принципах со дня основания Америки, в конституционных положениях, объясняющих, кто мы, во что мы верим и как мы порешили управлять собой. Мысль о том, что правительство существует для того, чтобы защищать, а не подавлять личность, обладает огромной силой, которую не до конца понимает большинство американцев, с рождения принимающих этот принцип как должное. Куда большее число наций последуют за нами в силу этого идеала, чем в силу мощи всего нашего оружия.
Однако сила принципа сложна: это наше величайшее стратегическое преимущество и наше величайшее национальное ограничение. Наши принципы являются первостепенной причиной того, что мир нами восхищается, однако в тех случаях, когда мы не следуем этим принципам, мы соответственно, становимся слабее.
В более совершенном мире президентская кампания 2004 года стала бы идеальным случаем для кандидатов и их партий представить американскому народу новую генеральную стратегию для этого нового века. Если такая стратегия не будет предложена, нынешний вакуум цели и веры будет только лишь разрастаться, способствуя дальнейшей деструктивной политической поляризации и грубости.
Зловещим является то, что этот вакуум уже вдохновил сторонников превращения Америки в империю, причем почти никто им не возражает. Кое-кто доказывает, что мы фактически уже представляем собой либо милостивую империю, либо такую тайную империю, которая должна скрывать от мира свои методы и цели. Некоторые так называемые неоконсерваторы в администрации Буша-младшего вызвали к жизни идеи Вудро Вильсона (Woodrow Wilson) ради того, чтобы сделать Соединенные Штаты миссионером демократии, игнорируя тот важный факт, что методы Вильсона были интернационалистскими и мирными, а не унилатералистскими и милитаристскими.
Империи на всем протяжении истории человечества характеризовались господством, политическим контролем, централизованной властью и главенством силы. Если кому-то хочется, чтобы Соединенные Штаты стали империей, нужно сделать одно предостережение: став империей, мы перестанем быть республикой. На всем протяжении истории и сегодня эти два понятия остаются несовместимыми. Не случайно расцвет теории империи совпал с искушением отложить в сторону наши принципы.
Для того чтобы сохранить республику, мы должны выдвинуть новую, альтернативную генеральную стратегию, которая будет учитывать этот революционный век и которая будет совместимой с нашими великими принципами, положенными в основу нашей нации.
