Европа больше не управляет делами мира, но наша гордость и спесь ослепляют нас, мешают увидеть утрату былого величия
Европа, которая на протяжении столетий была самым устремленным в чужие края, в том числе с целью завоеваний, континентом, теперь сосредоточилась исключительно на себе и своих проблемах. Она утратила свое место, из которого было легко обозревать и объяснять динамику мирового развития - вспомнить хотя бы Париж, Лондон и даже Рим 60-х годов.
Механизмы, которые приводят в движение мировое хозяйство, теперь переместились в другие края. А европейцы - включая англичан - само собой не хотят признавать и замечать произошедших перемен. Они до сих пор считают, что Европа - Америка не в счет - является центром мира. Однако эта гордыня, которая является следствием исторического развития, крепко укоренилась в сознании и оказывает большое влияние на настоящее. И сам тот факт, что европейцы в большинстве своем до сих пор не в курсе того, что Европа теряет свое глобальное значение в мире, является убедительным подтверждением растущего провинциализма нашего континента.
Проект по интеграции стран Европы, который на протяжении полувека доминировал в европейской жизни, был нацелен на усиление центростремительных сил внутри континента, в ряде он случаев выступал в роли инициатора подобных тенденций. И это не удивительно. Это было сложной задачей огромной трудности и новизны. Для этого требовалась энергия и большие мысленные усилия, сфокусированные на континенте, - а не на всем мире - с учетом его специфики, границ и договоренностей, существующих между странами. В результате родилась замкнутость на внутри европейских делах: это было неизбежно и даже желательно, но что произошло, то произошло. Конечно, когда Европа устанавливала свои порядки в мире, европейские заботы и проблемы автоматически приобретали глобальное мировое звучание. То же самое мы наблюдаем сегодня, когда то, что происходит в Вашингтоне или Нью-Йорке, не является уже чисто американским или даже - в более широком смысле - западным делом. Это дело глобальное, общемировое. Для Европы, увы, это более не характерно: события на нашем континенте все в большей степени носят скорее региональный, чем всемирный характер.
Среди многих европейцев, к сожалению, наблюдается неспособность осознать и смириться с произошедшими изменениями. Все еще бытует убежденность в том, что то, что мы делаем, имеет глобальное звучание и значение. Взять, хотя бы для примера, вопрос о национальном государстве. Здравый смысл, лежащий в основании создания Европейского Союза, говорит нам о том, что понятие национальное государство, которое подразумевает, что одна нация образовывает государство, теряет свою актуальность, и нам, стало быть, необходимо иметь более крупное образование, которое в перспективе могло бы стать полноценным участником мировых событий глобального значения. Более того - признается, что феномен постепенного умирания понятия национального государства носит не только европейский, но и всемирный характер.
Тут мы имеем дело с европейской гордыней. На самом деле отмирание понятия европейского национального государства является скорее региональным, нежели общемировым феноменом, продуктом стремительного падения на протяжении последних 60 лет престижа и позиций европейских имперских держав. Для большинства новых национальных государств, добившихся своей национальной независимости от колониальных держав, для которых само понятие национального государства было в новинку, характерно скорее обратное. Для них главной целью являлось построение сильного национального государства. Результаты этого неизбежно были разными по эффективности, но, если мы обратимся за примером к странам Восточной Азии, где проживает треть населения земного шара, то увидим, что этим странам удалось достигнуть на этом пути впечатляющих успехов. У подавляющего большинства национальных государств этого региона, в отличие от наблюдаемой обстановки в Европе, происходило укрепление государственности и рост экономической и политической мощи.
Со стороны части европейцев также отмечалась сильная тенденция рассматривать ЕС в качестве модели для глобального мироустройства в будущем. В опубликованном несколько лет назад памфлете бывший советник Тони Блэра и один из архитекторов либерального империализма Роберт Купер (Robert Cooper) пытался доказать, что ЕС является моделью будущего, лабораторией для создания нового типа государства. Между тем, в состоянии ли Европа определять будущее для всего мира или, на самом деле, более уместно говорить о том, что она скорее является исключением, чем правилом? Нетрудно услышать отзвуки проекта по интеграции стран в единую Европу в ряде региональных экспериментов, происходящих в других частях света. В качестве примера можно сослаться на такие региональные союзы и объединения, как Нафта и Меркосюр в Латинской Америке, а также на АСЕАН, объединяющий страны Юго-восточной Азии. Все это попытки усилить значение и мощь стран-членов путем создания организации регионального значения, пусть даже роль последней заключается всего лишь в обеспечении свободы торговли.
Подобные тенденции, однако, никак не могут быть названы доминирующими в наше время. Скорее наоборот - эпоху, в которую мы нынче вступаем, следует охарактеризовать как эпоху национального государства. Выдвижение на первый фланг США в качестве единственной сверхдержавы, поворот этого государства в сторону принятия односторонних решений, ослабляющий позиции многосторонних подходов и системы многостороннего управления общемировыми делами, является квинтэссенцией, идеальным воплощением мощи национального государства, по ряду параметров превосходящим все ранее известное в истории. Это их положение правителя судеб мира будет оспорено отнюдь не Евросоюзом, а Китаем и Индией, которые являют собой примеры национального государства нового типа, в том числе - и не в последнюю очередь - и по причине огромного по численности населения, в них проживающего. В этом отношении европейский эксперимент носит скорее второстепенный характер, но никак не ведущей тенденции.
Окончание 'холодной войны', односторонний характер принимаемых США решений в области мировой политики, и вытекающая из них утеря значения того, что понимается под 'Западом', привели к снижению значимости Европы в общемировых делах. Во времена 'холодной войны', разделивший континент на две части, Европа являлась главным эпицентром этого понятия. Западный альянс признавал положение и силу Европы в мировых делах, хотя этот альянс всегда был больше отражением мощи США, чем самой Европы. Разница во влиянии обеих сил ощущалась еще некоторое время: так, я был поражен во время моих многочисленных поездок в 90-е гг. в страны Восточной Азии, насколько важны были для них США в силу массы причин - и не в последнюю очередь в силу народного воображения - и насколько малозаметной, и даже - увы - незначительной виделась там роль Европы. Термин 'Запад' служил лишь для того, чтобы затуманить действительность и сбить людей с толку.
Позже, вернувшись в Лондон после нескольких лет, проведенных в странах Восточной Азии, где я наблюдал необычайные исторические преобразования, я был поражен, тем, насколько никто здесь был не в курсе событий, происходящих там - на азиатском континенте. Поражало, насколько европейцы недопонимали значение этих перемен - в том числе и для самих себя. Удивлял поразительный провинциализм европейцев (политэлита в этом не была исключением).
Европейская замкнутость на собственных проблемах, несомненно, будет продолжаться. Европа будет озабочена интеграционными процессами еще в течение длительного периода времени и не в последнюю очередь потому, что движущей силой этого процесса выступают, как тому и положено быть, еврочиновники и это на континенте, который исторически является родиной демократии и суверенности власти народа - противоречие, которое лежит в самом сердце проекта объединения Европы и будет там до скончания века.
В то же самое время Европа - историческая родина не одной лишь демократии, но и ярого расизма. Ей необыкновенно трудно открыться миру в плане миграционных процессов, стать многорасовой, распространить на другие расы и культуры плюрализм, соблюдения которого в свое время требовало от них общество белых европейцев. Европе трудно переосмыслить и заново определить свою роль в контексте нового мирового порядка, где ей уже не принадлежит главенство. В качестве прямого результата мы будем иметь не только углубленный самоанализ и полярные мнения, но - неизбежно - неспособность правильно определить подобающие Европе роль и место на мировом арене, как в политическом, так и в военном плане.
Европа будет продолжать обладать весом и значением на мировой арене. Она остается мощной экономической силой. Однако центр тяжести неуклонно перемещается в сторону от нее, в результате чего Европа уже не сможет оставаться самодовлеющей мощной силой, а ее значение будет ограничено лишь проверкой и контролем деятельности других сил, а именно США, как это продемонстрировала - к своей чести - Франция во время событий в Ираке.
Мартин Жак - научный сотрудник Центра азиатских исследований Лондонской школы экономики
