Спасибо московскому Институту политических исследований за то, что в последние десять лет он организовал так много открытых дискуссий между русскими и иностранцами. На одной из недавних подобных встреч я долго доказывал целому залу бывших советских региональных функционеров, политиков и преподавателей, что их стране нужна журналистика, стоящая на службе гражданского общества.
Такая журналистика должна существовать в форме газет, радио или телевидения и заниматься распространением новостей, информации и аналитических материалов, выраженных в понятных и общедоступных формах; должна предоставлять возможность высказать разные точки зрения и основывать свою деятельность в отношении правительства, властей и крупных корпораций на том, что у всех них есть серьезные обязательства перед обществом, и по этим обязательствам надо отвечать.
Мои слушатели были вежливы и выразили свое согласие с тем, что это было бы неплохо. Однако, добавили они, рано трепетать от восторга. Если такое и будет, то не скоро.
С этим, согласен, не поспоришь. В последнем номере журнала, который вышел в свет как 'Большевик', затем был переименован в 'Коммуниста', а сейчас выпускается под названием 'Свободная Россия' (надо же, как здорово описали всю историю России в двадцатом веке) есть статья бывшего главного редактора одной из газет Виталия Третьякова о том, что произошло с российской журналистикой за последние 15-20 лет. Сначала, в конце 80-х, при Михаиле Горбачеве страна вошла в потрясающий период общественного плюрализма; затем, до середины 90-х иногда слишком вульгарная, но либеральная пресса поддерживала вечно мятущееся, но до определенной степени тоже либеральное правительство Бориса Ельцина; затем в конце 90-х в течение нескольких лет контролируемая олигархами пресса постоянно критиковала правительство, и, наконец, с 2000 года до настоящего времени при президенте Владимире Путине контроль государства над средствами массовой информации снова восстанавливается.
В течение всего этого времени журналистика была рискованной профессией: немало российских журналистов погибло в Чечне или от рук криминальных бизнес-группировок, на пути которых они стояли. Июльское убийство американского журналиста журнала Forbes Пола Хлебникова (Paul Klebnikov), который часто рассказывал миру о российских олигархах, примечательно совсем не только потому, что он был с Запада.
По словам Третьякова, восстановление государственного контроля - вообще вещь хорошая. Люди хотят получить от своей прессы немного советского спокойствия - и им это действительно необходимо. Если бы интеллигенция прекратила пустопорожнюю критику и утопические мечты о том, как построить лучший мир, у них могла бы быть относительно свободная пресса - для узкого круга.
Однако в России люди получают государственный контроль вне зависимости от того, хотят ли они его и нужен ли он им. Большинство критически - иногда уж слишком критически, если честно - настроенных телевизионных программ уже убраны со всех каналов. Во главе основного негосударственного телеканала НТВ стоит человек, сам провозглашавший свою преданность Кремлю.
НТВ формально не принадлежит государству. Его владелец - 'Газпром', наполовину приватизированная газовая монополия. На большинстве остальных каналов во главе с государственным каналом ОРТ новости обычно начинаются с того, что президент Путин что-нибудь торжественно открывает, тщательно проверяет или активно обсуждает с министрами.
Чем больше авторитаризма в российском государстве, тем оно уязвимее, и тем больше ему нужна своя пресса, а ведь государственная власть в России, которой очень трудно себя идентифицировать после того, как весь 20-й век в истории страны был наполнен беспрецедентными репрессиями, просто не может не быть слабой. Кроме того, граждане России, большинство которых все же выросло в Советском Союзе, все равно будут искать отдохновение в том, что у них осталось от прошлого, и именно там будут посеяны первые зерна их надежд на будущее.
В этом смысле господин Третьяков, циник из циников, каких много в поколении журналистов, выросшем после падения Советского Союза, конечно, прав. Восстание против власти государства, которое наблюдалось со стороны олигархической прессы в конце 90-х годов, намеренно скрывало тот факт, что государства в стране было слишком мало; его власть над своими гражданами не была справедливой, а сами граждане имели слишком туманное представление о том, что же такое справедливая власть.
Российские средства массовой информации, которые в абсолютном большинстве считали, что для них лучше заказное полусвободное будущее, чем все, что хоть как-то напоминало бы авторитарное прошлое, никогда не имели возможности развивать собственные задачи на службе обществу - а может, никогда такой возможности и не искали. Советская журналистика была журналистикой рабов, какая существует еще почти во всем мире.
Журналистов специально учили преподносить народу ценности абсолютной власти. Поскольку, в отличие от врачей, инженеров или ученых, у них не было науки, в рамках которой у них формировалось бы чувство профессиональной гордости, они были беззащитны перед однопартийным государственным аппаратом. А когда он перестал существовать, у них совсем не осталось опоры, и они начали искать ее в эксплуатации теории заговора, заказной работе, самодовольном потребительстве, цинизме и 'заполнении полос' серостью. Лишь местами через это пробивалась высокая и мужественная журналистика - к примеру, статьи, которая Анна Политковская до сих пор пишет о войне в Чечне.
Сейчас условия для развития журналистики неблагоприятные, но именно сейчас начинается главное - есть необходимость развивать, распространять и пытаться наполнить реальным содержанием такое понятие, как журналист на службе обществу. Это такая журналистика, у которой достаточно профессионального самосознания, возможностей и свободы, чтобы предлагать людям независимую версию происходящего, в которой разумный человек найдет зерно правды, каково бы ни было его личное мнение.
Для этого в России, как, собственно, и везде, государство должно доверить журналистам право писать свободно. При Путине в России совсем мало доверия и свободы, однако ради того, что еще осталось, стоит стараться, стоить требовать больше.
Джон Ллойд - главный редактор FT Magazine.
