Единство в разнообразии: на моей памяти эти два абстрактных существительных практически бесспорно определяли то, что называется цивилизованным обществом. Объединение людей, сближение между ними - экономическое, социальное, культурное, этническое - в этом должна заключаться суть современного мира. Мы ценим символы единого мира, где все ладят друг с другом - центр Лондона и Манхэттен, Олимпиады в Сиднее и Афинах, рекламы 'Кока-колы' и 'Беннетона' - как образы будущего. Нам хочется думать, что мы движемся к тому, что разделяющие нас стены рухнут, как это было в Берлине.
Но как редко мы задумываемся о том, насколько действительность далека от идеала - и даже о том, действительно ли мир движется в этом направлении. Возьмем состоявшиеся на этой неделе торжества по случаю десятилетнего юбилея перемирия в Северной Ирландии - их почтил своим присутствием такой видный сторонник 'единого мира' как Билл Клинтон. Почти все эти десять лет разные британские правительства гордились этим достижением. Весь мир изучает Северную Ирландию как образец решения неразрешимых конфликтов. Все отказываются от насилия, садятся за стол переговоров, и, несмотря на отдельные перепалки, в конечном итоге наступает мир.
Так почему же, восклицаем мы, охваченные самодовольным непониманием, другие не могут вести себя так же разумно? Почему израильтянам и палестинцам, боснийцам и хорватам, сербам и косоварам, курдам, да и чуть ли не всем остальным - почему всем этим враждующим соседям так трудно сделать первый шаг? Если жители Ольстера, известные вспыльчивым нравом, сумели помириться, то почему не могут они?
Вот только пресловутое успешное североирландское урегулирование на поверку выглядит не совсем так, как его часто изображают. Там воцарилось некое подобие мира, но отнюдь не примирение, и там не заметишь особых признаков этих двух, казалось бы, универсальных добродетелей - единства и разнообразия. Можно даже сказать, что и этот 'худой мир' стал возможен только благодаря отказу от попыток обеспечить единство в разнообразии. Многие католики и протестанты сегодня еще больше обособлены друг от друга, чем в 'смутное время'. Стены строятся, а не рушатся, но эти стены хотя бы позволяют людям жить нормальной жизнью и чувствовать себя в безопасности.
Учитывая подобные реалии, отношение Британии (да и других) к сербам и косоварам как к фанатикам-расистам, генетически неспособным вести себя подобающим образом и уживаться друг с другом, не назовешь иначе как лицемерием высшего порядка. А ведь их конфликт куда древнее и острее, чем североирландский. Их разделяет многовековая вражда, разная культура и религия, вечное территориальное соперничество. И в этом случае посредникам, возможно, придется в конечном итоге выбирать между определением новых четких разделительных линий ради безопасного сосуществования двух народов, и требованиями обеспечить единство в разнообразии, которое так или иначе не продержится долго.
По этой же причине тем из нас, кто осуждает Израиль за строительство 'стены безопасности', пожалуй, следует отказаться от огульной критики. Конечно, сооружая эту стену, Израиль бросает вызов самому духу нынешней 'единомирной' эпохи после окончания Холодной войны. Если речь идет о превентивном захвате земель, чтобы урезать территорию будущего палестинского государства, то с этим нельзя мириться. Если же, однако, это в настоящий момент представляет собой наиболее эффективный способ обеспечить защиту и нормальную повседневную жизнь граждан Израиля, то что здесь плохого? Стоит отметить, что вчерашние теракты смертников произошли после одного из самых долгих спокойных периодов, и к тому же в том месте, где стены нет.
Но наше 'единомирное' лицемерие этим не ограничивается. Как показывает история, люди предпочитают жить среди себе подобных. В таких странах, как США и, в меньшей степени, Британия, зажиточные слои могут купить себе эту привилегию. Стоит только захотеть, и они могут практически полностью 'выпасть' из жизни общества - укрыться за стенами элитных поселков, обедать в клубах, отправлять детей в частные школы, лечиться в частных больницах. В глазах европейца одной из самых ошеломляющих черт американского образа жизни, помимо фактической расовой сегрегации, сохранившейся и через 30 лет после принятия законов о равных правах, является рост добровольной 'экономической сегрегации', которую уж никакими законами не отменишь.
Сегрегация сверхбогачей и высокооплачиваемых иностранных специалистов распространена в Латинской Америке, странах Персидского залива, и все больше укореняется в быстро развивающихся государствах вроде России и Китая. Однако в США, и, все в большей степени, в Британии, от 'других' изолируют себя не только сверхбогачи и представители земельной аристократии, но целые социальные и этнические группы.
Когда жесткое разделение по расовой линии диктовало государство, это называлось апартеидом, из-за которого Южноафриканская республика стала парией международного сообщества. Понятие 'разделены, но равноправны' имеет столь же негативные коннотации, ведь по опыту чернокожего населения США мы знаем, что это эвфемизм, за которым скрывается расовая сегрегация. Но что можно сказать, если люди выбирают обособленную жизнь по доброй воле? Не пора ли усомниться в безусловном приоритете, который мы отдаем единству в разнообразии?
Исповедовать 'единомирность' - одно; жить в таком мире - совсем другое: такая жизнь все больше становится уделом тех, кто лишен возможности выбирать. Имеют ли право те из нас, кто живет в безопасности за высокими заборами, осуждать других, вынужденных влачить несчастное совместное существование, за то, что они ссорятся друг с другом? Может быть, происходящее в Северной Ирландии - куда более актуальная модель будущей гармонии, чем мы можем себе представить.
