Терроризм становится все более и более отвратительным. Возьмем для сравнения действия анархистов и нигилистов в 19 и начале 20 вв., убивавших царей и президентов, и чеченских сепаратистов, убивших 350 детей и учителей. Вспомним то возмущение, которым сопровождались неудачные попытки боевиков из ИРА сообщить информацию о заложенных бомбах, что приводило к гибели ни в чем неповинных людей. Палестинские смертники также не замечены в том, что они заранее предупреждают о планируемых взрывах.
Каждому из нас, живущему в буржуазном демократическом обществе, трудно проникнуть в сознание террориста, способного погубить жизни сотен детей ради придания широкой огласки делу, которому он служит. И тем не менее, хотя методы и средства стали более ужасными, сам характер террористов не претерпел особых изменений с 19 века. Обратимся к описанию Сергея Геннадиевича Нечаева, сделанного революционером Бакуниным, в письме другу, датируемом 1869 годом:
"Есть тут один из тех молодых фанатиков, не ведающих сомнений, ничего не боящихся, решивших вполне определенно, что многие и многие из них погибнут от рук властей, но что это не сможет остановить их действий до тех пор, пока не воспрянет русский народ. Они прекрасны, эти молодые фанатики, - верующие без Бога, герои без пафоса".
Нечаев успел погубить сравнительно немного людей до тех пор, пока умер в царской тюрьме, но он проповедовал убийства в качестве основополагающего инструмента революции. Как только принимается идеология убийства невинных людей, вопрос о том, сколь много людей в допустимых пределах может быть уничтожено за определенный промежуток времени, становится второстепенным, уходит на второй план.
Для роста терроризма в 21 веке имеются три очевидные причины. Первая заключается в том, что намного проще совершать нападения на незащищенных мирных жителей, нежели на военные объекты или руководителей государства. Вторая кроется в том, что мусульман, которые несут ответственность за подавляющее число террористических актов современности, не мучают даже те весьма скромные угрызения совести, которые были присущи боевикам из ИРА. И, наконец, беспрецедентные по бесчеловечности преступления приковывают к себе беспрецедентно большое внимание. Ни одна другая акция чеченцев не смогла бы обеспечить им большего внимания в мире, чем массовое убийство детей.
Произошедшее массовое убийство невинных людей оказывает сильнейшее давление на российские власти, которые должны определить цели для возмездия. Вот как выглядит цель террориста, согласно определению, данному Лоренсом Дюрреллом (Lawrence Durrell) в его книге "Горькие лимоны" - классическом произведении о деятельности Национальной организации кипрских борцов ЕОКА в 50-е годы ХХ века на Кипре: "Его главной целью не является сражение. Он добивается того, чтобы общество на его преступления ответило репрессиями, в надежде на то, что гнев, чувство негодования и обиды, вызванные подобными ответными мерами властей у невинно пострадавших от них людей, будут способствовать тому, что постепенно будут пополняться ряды тех, из которых он будет вербовать себе новых сторонников".
Я всегда считал, что вышеизложенный отрывок должен быть помещен в рамку, и висеть над рабочим столом каждого политика и солдата, на которого возложена задача по проведению контр террористических действий. Если мы будем исходить из того, что нежелательно создавать нашим врагам благоприятные условия для достижения своих целей, тогда нам крайне необходимо будет сосредоточить возмездие исключительно на виновных в содеянном.
Израиль постоянно наносит себе большой вред тем, что дает выход своей раздраженности за подрывы террористов-смертников, отыгрываясь на всем палестинском народе. Россия в Чечне выбрала политику жестокого подавления, которая, похоже, приводит к результатам, описанным в книге Дюррелла, лишь увеличивая поддержку, оказываемую сепаратистам.
Единственным приходящим мне на ум историческим примером, свидетельствующим об успехе зверских методов в подавлении повстанческой деятельности, является, пожалуй, действия нацистов в оккупированной Европе. Только в Югославии движение сопротивления, развернутое в годы войны, имело подлинный военный успех. По сей день у многих во Франции имеются сомнения в том, стоило ли оказывать военное сопротивление оккупантам в условиях, когда за жизнь одного немецкого солдата приходилось платить жизнями десятков невинных граждан.
В 1980 г. я брал интервью у бывших военнослужащих дивизии СС "Дас Райх", которая провела ряд отвратительных карательных операций во Франции в июне 1944 года, в результате наиболее известной из которых в местечке Орадур-сюр-Глан были расстреляны 600 мирных жителей, после того как бойцами французского сопротивления был похищен немецкий офицер.
Вышедший на пенсию бывший эсэсовец, сидя в своем уютном бунгало в Баварии, спросил меня в некотором замешательстве, которое между тем выглядело столь откровенным, что даже дрожь пробрала: "А почему столько много разговоров об одном этом инциденте во Франции? В России ведь подобное происходило каждый день". Далее он сказал, что акция устрашения, проведенная дивизией СС в Орадуре, достигла своей цели: в этом регионе больше не отмечалось сколько-нибудь заметных действий сил сопротивления в течение последних недель немецкой оккупации.
Принято считать, что подобные крайние методы борьбы с повстанческим движением характерны лишь для эпохи нацизма. Однако нелишне будет вспомнить разговор, который произошел во Вьетнаме между Нейлом Шиханом (Neil Sheehan) из "The New York Times" и командующим американской армией генералом Уильямом Уэстморлендом (William Westmoreland). Тогда Шихан спросил Уэстморленда, смущает ли его количество мирных жителей Вьетнама, погибающих в ходе беспорядочных бомбардировок и артобстрелов. Генерал ему ответил: "Да, Нейл, это на самом деле проблема, но это ведь уменьшает численность населения нашего врага, не так ли?"
Именно подобные рассуждения и взгляды сделали возможной кровавую бойню в деревушке Май Лай, входившую в южновьетнамскую провинцию Сонгми. Когда у противника нет лица, ярость и разочарованность солдат, которым поручено вести операции против сил повстанцев, легко перебрасываются на невинных людей. Это постоянно происходит в Чечне, в то время как президент Путин систематически подавляет действия смелых российских журналистов, которые заняты там поисками проявлений этого синдрома.
Трудность, которая возникает у всех стран при проведении операций против террористов заключается в том, что наибольшего успеха они добиваются при использовании не бьющих в глаза и даже невидимых средств: разведки, политики, дипломатии, операций специальных сил (хотя сквозь призму страшных событий весь мир сегодня узнал о некомпетентности российского спецназа). Джорж Буш постоянно злоупотребляет словом "война" для определения задачи, которая стоит перед страной после событий 11 сентября, что лишний раз подчеркивает превратное представление о том, что с терроризмом можно справиться с помощью пушек.
Буш, похоже, также склонен рассматривать всех террористов - будь то палестинцы, чеченцы или члены "Аль-Каиды", как общее явление. Тем самым он потворствует как Ариэлю Шарону, так и Путину в выборе средств, которые те сочтут необходимыми для ведения борьбы против всех тех, кто использует террористические методы, не обращаясь при этом к поиску различных политических способов урегулирования конфликта или использованию щадящей тактики военных действий.
Можно предположить, что Нечаев задал бы себе один-единственный вопрос по поводу резни, учиненной в выходные на прошлой неделе: пошло ли это на благо чеченскому делу? Нравится нам это или нет - могло и пойти. Цена, которую заплатила Россия кровью своих граждан за возможность продолжать держать Чечню под контролем, велика и постоянно растет. Складывается впечатление, что гнев народа России, вызванный произошедшими событиями, обращен в равной мере как в сторону собственного государства, так и в сторону террористов.
После того, как в мире несколько утихнет первая волна сострадания к жертвам террористов, задача каждого ответственного правительства будет заключаться в том, чтобы дать беспристрастную оценку терроризма, будь то терроризм чеченский, палестинский или международной сети "Аль-Каиды". Единственными вопросами, которые должны иметь значение, являются следующие: найден ли был политический, а также военный ответ на возникшие к определенному моменту обиды и недовольство (а именно: соглашение в Великую пятницу на Страстной неделе), или продолжают ли правительства прибегать исключительно к использованию военной силы, как это делают, например, Шарон, некоторые люди в Вашингтоне, имена которых вдруг вылетели у меня из головы, и Путин). Сам факт того, что произошедшее в эти выходные в Северной Осетии отвратительно, означает, что Путину уже не удастся выиграть свою чеченскую войну.
