'Будущее России я вам предсказать не могу. Это загадка в мистерии темноты. Единственный ключ к ней - национальные интересы'. - такими словами ответил Уинстон Черчилль (Winston Churchill) в военную зиму 1940 года на вопрос нижней палаты о верных и губительных путях России. Они тогда были для Европы судьбоносными и остаются таковыми сегодня. Не только из-за энергоносителей, но и из геостратегических соображений, связанных с неизбежностью соседства и исторической памятью, преимущественно печального характера.
Для Германии, Европы и для Запада в целом, но также и для Китая и для арабо-исламского мира имеет решающее значение, будет ли Россия в тот момент, когда мир трещит по швам, на стороне тех, кто создает проблемы или тех, кто их урегулирует. Как бы сейчас Кремль ни вел себя, он может оказаться только в проигрыше.
Россия страдает от своих масштабов и от своего климата, от своей евразийской двуликости, мрачного прошлого и от неизведанности будущего. Между тем добрых советов извне хватает. Для внутренних недугов патентованный рецепт дает Вашингтон, он называется демократия, будто она - дело нескольких лет, а не поколений. А для излечения чеченской боли и русского гнева Берлин рекомендует, демонстрируя заметную беспомощность, 'политическое урегулирование', будто конфликт на Кавказе давно не изменил своего характера и значения, превратившись из постколониальной, затеянной в качестве подавления акции в пожарище совсем иного рода, в который исламисты постоянно подливают масло, чтобы уготовить русским второй Афганистан. Это не только пропаганда, когда Путин и его люди говорят, что на Кавказе они борются за большее, чем старорусский империализм. Трагедия в школе, превратившаяся в бойню, невзирая на все недостатки в деятельности российских сил безопасности, драма, которая касается нас всех. Она действительно делает Россию ближе к Европе и к США: надолго ли, это другой вопрос.
Россия, которую мы бы хотели видеть, будет у нас не скоро, а Россия наших иллюзий таит в себе разные опасности. Мы должны, как Черчилль настроиться на национальные интересы громадной страны, одиннадцать временных поясов которой и после распада Советского Союза не идут в сравнение ни с какими европейскими масштабами. Этот национальный интерес включает, в первую очередь и, прежде всего, сохранение целостности империи, и с точки зрения Путина, судьбу 25 миллионов потерянных детей России по другую сторону границы. Затем следует энергетическая база, которая является поставщиком валюты и придает России вес на международной арене. Но для будущего необходимы более активные преобразования страны, не только в техническом плане, но и в социальном и духовном отношении. Если для этого в качестве подходящей формы является демократия, у нее будет шанс, если нет, то она его не получит. Тогда останется путинская 'диктатура закона', которая подразумевает господство нового аппарата и оскорбляет опыт и интеллект русского народа.
Тщеславию немцев льстит быть снова удостоенными особых отношений с Москвой. Но по этому поводу следует проявлять осторожность, исходя в плане построения противовеса Вашингтону из соображений, касающихся энергетики, экономики и безопасности. Это может закончиться бедой. Можно подумать, что берлинские регенты принимают Рапалло преимущественно за лигурийский курорт. Если для них это так, то они должны попросить разъяснений, в которых им в Лондоне, в Париже и в Вашингтоне не откажут, как и в некоторых оправданных предостережениях.
Россия - не Советский Союз под другим названием. Но большая страна его наследница, как и наследница более древней российской истории, наполовину - часть европейской системы и наполовину - в какое-то время противник. Если у атлантической системы, если у Запада должно быть будущее, то для европейской внешней политики и политики безопасности нет более серьезной задачи, чем строить вместе с Россией то, что до сих отсутствует: конструктивный и долговременный баланс.
