Президент Путин говорит, что он готов бороться с проблемами, возникающими у южных границ России. Однако возможно, что ему нужно обратить внимание и на запад.
Спокойный вопрос Европейского Союза о том, почему произошла трагедия в Беслане, вызвал яростную реакцию Москвы. Шок России, который она испытывает, слыша что-либо помимо выражения сочувствия, понятен. И дело не только в накале эмоций, вызванных массовой гибелью людей.
Евросоюз, также как и Соединенные Штаты, на протяжении многих лет позволял Путину делать в Чечне то, что ему хочется, и ничего не говорил по этому поводу. Теперь он дал понять Путину, что он отказывается от такой политики и планирует высказывать свою точку зрения.
Почему? Самая главная причина заключается в том, что в ЕС были приняты 10 стран из Восточной Европы, входившие ранее в советский лагерь, которые прекрасно знают об авторитарных наклонностях России. Они настаивают на том, что Европа должна высказать свою позицию по Чечне, которой у нее раньше не было - и эта позиция должна содержать критику.
Это в очередной раз приведет к тому, что дороги Европы и США разойдутся. Соединенные Штаты могут сейчас попытаться убедить Россию занять более жесткую позицию по отношению к Ирану и другим странам во имя войны с террором. Однако что касается Чечни - Америка, судя по всему, считает, что жесткая тактика Путина ее полностью устраивает.
Дискуссия была вызвана заявлением, сделанным в пятницу министром иностранных дел Нидерландов Бернардом Ботом (Bernard Bot), страна которого сейчас председательствует в Евросоюзе. Он сказал, что ЕС хочет "узнать у российских властей, как могла произойти эта трагедия".
Российское министерство иностранных дел назвало это высказывание "наглым", "отвратительным" и глубоко оскорбительным. Бот теперь говорит, что его неправильно поняли, и пытается восстановить отношения. Однако его высказывание в любом случае противоречит снисходительному отношению к России, демонстрировавшемуся на протяжении последнего десятилетия Соединенными Штатами и, до настоящего времени, Европейским Союзом.
Самый неожиданный вклад в подобное отношение к России был сделан в 1996 году президентом США Биллом Клинтоном (Bill Clinton), когда он выразил соболезнования тогдашнему президенту Борису Ельцину и сравнил попытки Чечни отделиться от России с действиями южных штатов в ходе Гражданской войны в США.
Клинтон сказал, что Авраам Линкольн (Abraham Lincoln) отдал свою жизнь за идею, согласно которой "ни один штат не может выйти из нашего союза. И поэтому США придерживаются позиции, по которой Чечня является частью России". К лету 2000 года он изменил свою благодушный подход, спросив во время визита в Россию, "можно ли одержать победу в войне, которая уносит жизни большого количества мирных граждан и в ходе которой не применяются политические способы разрешения конфликта". Однако он сам ответил на свой же вопрос ничем иным, как скептичным смирением, сказав: "Я знаю, что вы не согласны с тем, что я сделал в Косово, а вы знаете, что я не согласен с тем, что вы сделали в Чечне".
Отношения Путина и Буша имели чрезвычайно теплое начало. В июне 2001 года на саммите в Словении Буш объявил: "Я посмотрел в его глаза и увидел, что он открытый человек, которому можно доверять". "Я понял его душу", - добавил Буш, отметив также, что это было "начало очень конструктивных взаимоотношений".
Однако все оказалось не так. Отношения резко ухудшились, так как новая администрация была настроена наказать Россию за ее связи с Ираном, Северной Кореей и другими недружественными Америке режимами.
Однако среди тем, в связи с которыми администрация Буша высказывала Путину недовольство, Чечня отсутствовала.
Первоначально это объяснялось инстинктивной приверженностью администрации принципу территориальной целостности. После событий 11 сентября причиной стало желание получать помощь от России.
Европейская позиция часто выглядела запутанной, даже через меру. Однако в главном она была очень проста: ведущие лидеры давали Путину понять, что они не будут создавать ему проблем с Чечней.
Тони Блэр (Tony Blair) первым показал пример, пригласив Путина в апреле 2001 года (так в тексте - прим. пер.) с государственным визитом, вызвавшим множество споров. Путин тогда был избранным, но еще не вступившим в должность президентом. "Нет никаких сомнений в том, что Путин говорит на нашем языке реформ", - сказал тогда Блэр. Однако это приглашение - и щедрость этого не подтвердившегося впоследствии заявления - не принесли Блэру никаких результатов.
Отчасти благодаря тесным связям Блэра с Европейским Союзом Путину удалось установить более теплые отношения с Францией и Великобританией. Когда в 2000 году Путин готовился вступить в должность, французские министры финансов и иностранных дел написали своим коллегам из стран "большой семерки" и Европейского Союза письмо с призывом к сотрудничеству с Россией, правда отметив при этом, что не стоит игнорировать "неправильную политику" России в Чечне.
Путин неоднократно проводил трехсторонние встречи с президентом Франции Жаком Шираком (Jacques Chirac) и канцлером Германии Герхардом Шредером (Gerhard Schroeder), что выглядело некоторым пренебрежением по отношению к Блэру.
Путин свободно говорит по-немецки - еще с тех пор, когда он служил в Восточной Германии в качестве офицера КГБ, а Шредер только что удочерил российскую девочку из детского дома, находящегося в Санкт-Петербурге - родном городе Путина.
После событий 11 сентября Франция и Россия также находили много точек соприкосновения - две бывшие великие державы искали новую роль, что отчасти было вызвано оппозицией Соединенным Штатам.
Это умиротворенное состояние нарушено появлением в Европейском Союзе десяти новых членов, имеющих свое определенное мнение, особенно в отношении России. Хотя и ЕС и Россия сейчас заявляют, что разногласия преодолены, вряд ли это может быть так.
За прошедшие пять месяцев Евросовет радикально изменился, и, соответственно, изменилась его политика в отношении России.
