Московский обозреватель United Press International Питер Лавелль беседует с известным экспертом по проблемам Северного Кавказа профессором Робертом Брюсом Уэйром (Robert Bruce Ware) о том, что может ждать Чечню в свете случившегося недавно трагического захвата заложников.
ЛАВЕЛЛЬ: Как вы думаете, изменит ли факт захвата заложников в Беслане политику Кремля в Чечне и вообще на Северном Кавказе?
УЭЙР: Перетряска в спецслужбах и местной администрации уже началась, но вряд ли она зайдет достаточно высоко или достаточно глубоко, чтобы устранить коррупцию и непрофессионализм, разъедающие администрацию этого региона на всех уровнях.
Снова в первую очередь обратят внимание на работу недисциплинированных, деморализованных и коррумпированных федеральных войск и спецслужб, которые уже сейчас являются самым серьезным фактором нестабильности в регионе после самих террористов. Но как раз самые важные изменения, скорее всего, и не будут проведены.
На Северном Кавказе необходимо проводить действительно демократическую политику. Москва пытается контролировать этот регион, выстраивая иерархические структуры, традиционные для русской культуры. В результате получается, что местные лидеры, назначаемые из Москвы, не отличаются в лучшую сторону практически ничем, кроме своей лояльности. Москва вряд ли до конца оценила демократические традиции многих народностей, живущих на Северном Кавказе, уходящие корнями в глубь веков. Местное население ответит российской власти благодарностью и безусловной лояльностью, если только Москва гарантирует им проведение действительно демократической политики. Стабильность появится только с приходом к власти законно избранного правительства, а коррумпированные ставленники Кремля только дискредитируют идею центральной власти.
Северному Кавказу нужны программы экономического развития. К примеру, Москва субсидирует 80 процентов бюджета Дагестана и 85 процентов бюджета Ингушетии, но большинство этих денег оседает в карманах местной элиты. Местные бюрократы требуют со всякого бизнеса, который начинает хоть как-то развиваться, таких взяток, что развиваться дальше он просто не может.
Сейчас на Северном Кавказе растут только три сектора экономики: наркобизнес, террористическая деятельность и антитеррористическая деятельность: злоба и отчаяние толкают местное население в наркобизнес, который бурно развивается, потому что его иерархия действует гораздо эффективнее, нежели государственная. Часть наркобизнеса контролируется террористами, которые используют доходы от него для финансирования своих акций. А наркобизнес и терроризм постоянно создают в правоохранительных органах новые рабочие места - в частности, потому, что главной мишенью террористов были и остаются должностные лица из этих самых органов.
На Северном Кавказе необходима помощь малому бизнесу, включая и развитие программ малого кредитования. Предприимчивость заложена в культурах народов Северного Кавказа, и они сами построят свою экономику, если им дать такую возможность.
ЛАВЕЛЛЬ: Беспокоит ли вас возможность нового большого этнического конфликта в регионе после захвата заложников в Беслане?
УЭЙР: когда в 1944 году депортировали чеченцев, часть их территории - так называемый Пригородный район - была передана соседней республике Северной Осетии. Когда ингуши после 1957 года попытались вернуться на эту землю, они встретили жесткий отпор со стороны осетин. В начале 90-x годов между осетинами и ингушами за эту территорию разгорелась короткая, но кровопролитная война, которую жители Северной Осетии выиграли с помощью российских войск и с тех пор поощряли ее заселение людьми из Южной Осетии Когда ингуши возвращались и селились (точнее, когда их расселяли) в Пригородном районе, осетины встретили их с неприкрытой враждебностью, и ингушским детям даже не давали ходить в школу вместе с осетинскими детьми.
Беслан, в котором находится захваченная террористами школа, расположен вне территории Пригородного района, однако все равно возможно, что какая-то из этих проблем сыграла свою роль в том, что произошла такая трагедия. Несомненно, она также станет одним из факторов усиления трений между осетинами и ингушами. Не исключена вероятность локальных столкновений.
Москва заявляет, что ее войска усиливают границу Чечни и таким образом противостоят потенциально планируемым нападениям на чеченцев. У многих народов Северного Кавказа действительно есть зуб на чеченцев, и теперь их отношение к ним еще более ухудшится. Есть он и у многих русских, и теперь он станет еще больше. Все это еще более обостряет проблемы Северного Кавказа.
Поскольку в регионе уже была не одна напряженная ситуация, последние события могут привести к тому, что конфронтация расширится и в нее будет втянуто больше людей.
Потенциально насилие на Северном Кавказе может привести к эскалации напряженности и на Южном Кавказе, в особенности в Южной Осетии и Абхазии. Кавказ сейчас - это, по существу, большая бочка с порохом, и исламские террористы стараются высечь из этого региона как можно больше искр, чтобы взорвать все вокруг. И все же вне Чечни остаются большие умеренные силы, стоящие за примирение между различными этническими группами на Кавказе. Сейчас за развитием ситуации в этом регионе необходимо следить самым внимательным образом и надеяться на то, что здравый смысл, который в течение стольких лет не давал национальным сообществам Кавказа выплеснуть конфликты наружу, восторжествует и сейчас.
ЛАВЕЛЛЬ: Что изменилось в Северной Осетии? Может ли случиться так, что, несмотря на свою всегдашнюю лояльность Москве, Северная Осетия может решить, что сама лучше может справиться с угрозой террористической активности?
УЭЙР: Самые серьезные угрозы для большинства жителей Северного Кавказа - терроризм и исламский экстремизм, который здесь называют 'ваххабизмом'. Несмотря на то, что у России множество проблем, она до сих пор остается самым надежным в регионе гарантом против распространения этих угроз, и большинство населения Северного Кавказа именно так относится к России, хотя и с некоторыми оговорками. Трагедия в Беслане только дальше подталкивает к Москве большую часть жителей Северной и уж конечно подавляющее большинство населения Южной Осетии.
Тенденции установления местной гражданской самообороны были и в Дагестане после вторжения из Чечни в 1999 году. Люди в этом регионе уже тогда были хорошо вооружены. Например, когда дагестанские правоохранительные органы провели кампанию по добровольной сдаче оружия с 1 октября по 1 декабря 2003 года, жители принесли в том числе более тонны взрывчатки, включая гексоген и аммонит в больших количествах, 57 артиллерийских снарядов и управляемых ракет, три противотанковых управляемых ракеты, 6807 гранат, 1256 детонаторов, 1 миллион 151 тысячу 33 патрона, 962 винтовки и пистолета, 291 гранатомет и три огнемета. По подсчетам дагестанских властей, по этой программе удалось изъять лишь малую часть оружия, боеприпасов и взрывчатки, гуляющих сейчас по Дагестану, так как многие из тех, кто жаждет избавиться от своего оружия, скорее пойдут на черный рынок - там за него дают больше.
ЛАВЕЛЛЬ: Как повлияет, если еще не повлиял, захват заложников в Беслане на внутреннюю политическую ситуацию в Чечне? Террористические группы ведь не только борются против ставленников Москвы у власти, но и враждуют между собой. Как в эту динамику вписываются последние события?
УЭЙР: Эти события станут настоящим ударом по деятельности правозащитников, работающих в Чечне. Теперь давление извне на промосковский режим Грозного существенно ослабнет, что, в свою очередь, сыграет на руку тем же террористам и боевикам, поскольку в атмосфере хаоса и насилия, творимого властями, им гораздо легче будет выбивать деньги у своих хозяев и вербовать новых людей. Банды чеченских боевиков всегда характеризовались высокой текучестью и раздробленностью, но привыкшему к удобным определениям Западу до сих пор никак не удается провести четкую линию между исламскими террористами и так называемыми 'умеренными'.
Например, бывший президент Чечни Аслан Масхадов, к тому времени, как в 1999 году он установил шариатские законы для чеченского населения, большинство которого этого совсем не жаждало, безусловно уже стал радикалом-исламистом. Он стоял за захватом заложников в Москве в 2002 году. Он же взял на себя ответственность за серию террористических актов против гражданского населения и правоохранительных органов в Ингушетии в июне 2004 года.
Аслан Масхадов - исламский террорист. Самое лучшее, что можно сказать о нем - под его контролем не так уж и много боевиков. И сейчас для апологетов боевиков, таких, как Ахмед Закаев или Ильяс Ахмадов, будет все труднее поддерживать удобную [для Запада] иллюзию значительной разницы между 'умеренными' и террористами. Да, в Беслане террористы стреляли в спину убегающим детям, но люди Северного Кавказа уже годами наблюдают в этих людях такую же дикость, и то же самое было во время правления 'умеренного' режима Масхадова. Этих людей, в отличие от многих западных обозревателей, не обмануть искусственными попытками отделить 'умеренных' боевиков от боевиков-экстремистов.
ЛАВЕЛЛЬ: Сообщают, что среди террористов, захвативших школу в Беслане, были выходцы из арабских стран. В какой степени, по вашему мнению, Северный Кавказ можно считать продолжением фронта, на котором воюют исламисты-радикалы?
УЭЙР: Что касается расовой и национальной принадлежности террористов из Беслана, то тут данные из разных источников разные. Пока все уляжется, должно пройти несколько дней. На территории Северного Кавказа сейчас находится от 80 до 150 арабских боевиков, причем это число несколько выросло по сравнению с данными, которые мы получали несколько лет назад. Что интересно, некоторые исламисты родом с Северного Кавказа сами учили арабский. Однако гораздо большей проблемой является финансирование от международных исламистских организаций, благодаря которому продолжается деятельность боевиков.
Нет никаких сомнений в том, что Северный Кавказ - это один из фронтов международной активности исламистов, и они действуют здесь уже десять лет. Радикальный ислам появился в Дагестане в 1990 году и внедрился в Чечню в 1993-м. В апреле 1994 года чеченский полевой командир Шамиль Басаев перевозил группу чеченских боевиков в Афганистан для обучения в террористическом лагере.
Такие боевики арабского происхождения в Чечне, как ибн-уль-Хаттаб (Ibn ul Khattab) и Абу Валид (Abu Walid), использовали свои тесные связи с международными организациями исламистов, чтобы получать от них деньги на продолжение войны в Чечне. Наличие связей между чеченскими боевиками и 'благотворительными' фондами, состоявшими на содержании 'Аль-Каиды', например, Benevolence Foundation, подтверждены документально.
ЛАВЕЛЛЬ: Некоторые эксперты заявляют о том, что Россия - самое слабое звено в борьбе с радикальным исламом. Что вы на это скажете?
УЭЙР: Россия - важное звено в глобальной войне с радикальным исламом. С учетом того, во что превратилась война в Ираке, вряд ли можно говорить о том, что какое-либо из звеньев сейчас слабее Соединенных Штатов.
Соединенные Штаты должны предоставить России всю возможную военную поддержку, за исключением ввода войск. Наличие иностранных войск вызвало бы серьезную дестабилизацию Северного Кавказа, а иностранных солдат скоро начали бы похищать и пытать.
С другой стороны, Соединенные Штаты должны четко увязать предоставление военной помощи с модернизацией российской системы военного управления, поскольку одним из факторов нестабильности в регионе до сих пор остаются коррупция и преступления, совершаемые определенными элементами в российских войсках и спецслужбах. Также Соединенным Штатам следует стараться использовать свою военную поддержку как средство убедить Россию пересмотреть свои программы экономического развития и создать на Северном Кавказе условия для развития демократии и соблюдения прав человека.
