Владимир Путин сделал вид, что не понимает. Почти четыре часа он 'склонял' во всех падежах свое раздраженное удивление на глазах у группы экспертов и журналистов, которых он пригласил вечером в свою резиденцию. Россия подверглась атаке, Россия ведет войну, почему никто не выражает симпатии к ней в сложившемся положении?
Меньше чем за две недели, два самолета, станция метро и школа, отмечавшая традиционное Первое сентября, погибли под бомбами. Шестьсот погибших. И когда история повторяется, как в 1941 году во время нападения Германии, как в 1812 году, во время нашествия наполеоновской армады, Россия отвечает странной смесью удивления, неподготовленности, путаницы и героизма. Как всегда человеческое жертвоприношение не умещается в воображении. Однако Владимир Путин удивляется, что Запад не выражает сочувствия к России, к жертвам.
Послание президента прозрачно: в Беслане Россия пережила свое 11 сентября. И Владимир Путин, - после первого дня национального траура, когда перед глазами одна картина: дождь, барабанящий по гробам, семьи, утопающие в сырой грязи кладбищ, когда в ушах один лишь непрерывный крик скорби, - Владимир Путин измучен критикой: шокирующее любительство сил правопорядка. И хуже того, он предчувствует благодушие со стороны Запада по поводу чеченского вопроса. Это видно, это чувствуется. И они, журналисты, еще осмеливаются говорить о 'сопротивлении' и о 'борцах за свободу'. 'Есть ли у них совесть?' - восклицает он. От одной этой мысли взгляд его становится черен, челюсть его напрягается, руки нервно перебирают авторучку.
Его заключения не менее очевидны. Если все это произошло, если его страна беспрестанно подвергается атакам, она - как живая рана. Если Запад позволяет себе подобное бесстыдство, значит Россия пала слишком низко, значит, она стала слишком слабой. 'Слабых бьют', - прибавил он во время своего официального обращения к нации. Катастрофическое обрушение советской империи повлекло за собой ослабление России. Границы - открыты, власть ослабла, враг пользуется этим, проникая в страну. Напрашивается логичный ответ: нужно найти средства воздействия, любой ценой. В его устах чаще всего звучат слова 'усиление' и 'государство'.
В том, что происходит на Кавказе и в Чечне в особенности, президент хочет видеть лишь агрессивное вмешательство внешних сил. Международный терроризм стоит за спиной, соединяя в себе финансовый космополитизм и 'острова' преступности. Сегодня линия фронта проходит через Кавказ, но, предупреждает Владимир Путин, если бой будет проигран, театр военных действий быстро охватит Европу, и будет шириться. Запад, который как похоже, попал в ловушку, в своем заблуждении радуется новому ослаблению России, а мог бы ее поддержать.
Российский президент решительно хочет разделить массовое убийство в Беслане и политику, проводимую в Чечне. Следует заметить, что у него для этого только плохие аргументы.
Нападая на детей, обращаясь с ними так жестоко, расстреливая их как кроликов, члены банды, захватившей школу в Беслане, погрязли в варварстве. В глазах мировой общественности, они глубоко дискредитировали чеченский вопрос, за который ратовали. Можно только задать вопрос, почему Владимир Путин упустил такую возможность окончательно дискредитировать чеченское сопротивление, когда настаивал на иностранном происхождении или, по меньшей мере, на разнородном составе группы захватчиков.
Риск погромов крайне велик.
Сегодня осетины хоронят погибших. Первая опасность - кровная месть, как принято на Кавказе. После скорби приходит время гнева, который так же велик, как и скорбь. Швейцарцы вспоминают, каким образом Виталий Калоев, прибывший из Осетии, предпочел заглушить свою боль после гибели его семьи, погибшей при авиакатастрофе. В масштабах Кавказа это стало бы катаклизмом. Осетины, их соседи ингуши и чеченцы на протяжении двух пятилетий, сохраняют взаимную ненависть, прочно въевшуюся в них.
В 1992 году, вспышка насилия унесла жизни тысяч людей за несколько дней. Сегодня, студентов республиканского университета, неосетин, эвакуировали на автобусах. Ингушские деревни на границе опустели, а российская армия блокировала границу между регионами. Более того, во всех крупных городах страны кавказская диаспора, опасаясь погромов, предпочитает 'не высовываться'. В столь напряженном контексте президент не может не считаться с этническим 'детонатором'.
Но может ли Владимир Путин хотя бы на секунду поверить, что чеченский конфликт и особенно методы, которые применялись до сих пор властью для его 'разрешения' не имеет отношения к череде трагедий, потрясших Россию? Думает ли он искренне, как он повторял на протяжении этого вечера, что терроризм, который атакует Кавказ - продукт внешний, принесенный кровавыми наемниками и финансируемый темными силами? Вооруженный исламизм, разве это лишь инородный вирус, привнесенный в ослабленный организм, как хочет показать президент?
История Кавказа свидетельствует как раз об обратном. Во время одной из первых крупных военных кампаний против горцев Кавказа в 1816 году генерал Ермолов, все еще увенчанный лаврами войны с Наполеоном, начал проводить в регионе политику устрашения и террора. Десятки деревень были сожжены, тысячи жителей вырезаны. Эта стратегия способствовала развитию исламского сопротивления и привела к избранию в 1829 году радикального имама, Шамиля. Он опирался на строгие законы шариата, подобные тем, при которых жили талибы, и противостоял в течение 30 лет мощной российской армии.
В конце XIX века подавление нового чеченского восстания привело к возникновению очень влиятельной интегристской секты, в основании которой лежал мистицизм, и которая призывала к внутреннему сопротивлению, секта наделала хлопот властям, вплоть до советского периода. Появление вооруженного исламизма в середине 90-х годов в Чечне невозможно понять, если не связать его с первой чеченской войной (1994-1996), когда вооруженные группы сопротивления были вынуждены прибегнуть к помощи своих братьев-мусульман. На протяжении всей своей истории, далеко выходящей за пределы советского периода, борьба горцев всегда выливалась в смесь ирредентизма, масштабного бандитизма и джихада. Недавние события - лишь новое тому подтверждение.
В Чечне или где бы то ни было, отчаяние и полное отсутствие перспектив не могут стать оправданием дикости, подобной захвату заложников в Беслане. Но, безудержное применение силы, террор со стороны ополчения, похищения, исчезновения, ежедневный произвол, фальсификация выборов, а также молчание российских и иностранных СМИ - все это побуждает к атаке самых 'легких' целей, которые на виду. 21 августа, по сценарию войны вне конвенций, вооруженные чеченские группы штурмом взяли центр Грозного и оккупировали его на несколько часов. Кто об этом слышал? Российская пресса писала о 'беспорядках в чеченской столице', и лишь газета 'Известия' описала масштабы наступления. После этого главный редактор 'Известий' был уволен.
С момента прихода к власти в 1999 году, и во имя восстановления власти государства, Владимир Путин сделал ставку на политику силы на Кавказе. Действие только с позиции силы привело к распаду традиционного общества, уничтожило или крайне ослабило возможных партнеров по диалогу. Пленник собственной логики, российский президент сам ограничил свои возможности, оставив только одну, радикальную альтернативу. Чтобы избежать террора, он предлагает терпеть несправедливость. Эта сделка неприемлема.
