Десять дней. С пятницы 3 сентября, дня страшной резни в школе Беслана до понедельника 13 сентября, дня расширенного заседания исполнительной власти в Кремле, в котором приняли участие федеральные и областные представители. Именно столько времени понадобилось президенту Владимиру Путину для того, чтобы взбудоражить Россию и ввести страну в самый радикальный политический поворот со времен одобрения президентской Конституции Бориса Ельцина в 1993 году.
Впечатляет именно процедура: 136 наиболее значимых представителей власти Федерации были созваны для того, чтобы в течение двух часов, без особой возможности открыть дискуссию, слушать о 'перестройке' власти, разработанной в большом секрете на гребне эмоций после событий в Северной Осетии.
Мраморные безучастные лица, особенно лица тех 89 губернаторов, отвечающих за области, автономные республики и два столичных региона, которые, не моргнув глазом, зафиксировали смерть федерализма в постсоветской России. По мере того, как кремлевская пресс-служба сообщала о содержании и смысле заседания, в редакциях московских газет росло оцепенение. Особенно в постмодернистских коридорах самой видной газеты либерального толка - 'Независимой газеты', начинали жалеть о том, что в предыдущие дни столь четко обозначили распутье, на котором находился Путин: советизация или либерализация.
Внезапным ударом президент доказал, что выбрал для себя первый из имеющихся вариантов, наиболее простой и наиболее знакомый. И это в то время, когда агентства еще уточняли количество заложников в Беслане, которое сейчас достигло 1360 человек в списке, показывающем полную недееспособность политической власти и секретных служб Федерации.
Предложение о конституционной реформе поступит на рассмотрение в Думу в ноябре, но больших сюрпризов ждать не стоит с тех пор, как группа полностью пропутинской партии 'Единая Россия' в состоянии гарантировать квалифицированное большинство. Таким образом, с конца года губернаторы будут избираться не прямым голосованием населения, а внутри местных законодательных органов, причем выдвижение кандидатуры будет находиться в компетенции Кремля.
С другой стороны, половина мест в Думе, которые до сих пор распределялись на выборах в одномандатных округах, станут распределяться по пропорциональной системе, и, следовательно, на них смогут рассчитывать лишь кандидаты, значащиеся в списках какой-либо партии. Двойственная мера: таким образом, пресекается возможность купить место в одномандатном округе, а вместе с ним и соответствующую неприкосновенность, к которой ранее прибегали многие олигархи с тюремным 'душком', но правда и то, что только административная машина, связанная с президентом, в состоянии производить списки и кандидатов в достаточном количестве для избавления от всякой конкуренции, что уже было продемонстрировано в 1999 и 2003 годах.
Игорю Сечину и Виктору Иванову, двум 'силовикам', которые со своей позиции заместителей руководителя президентской администрации уже более года настаивают на повороте Кремля в сторону централизации, есть чему радоваться. В напряженные дни после Беслана они воспользовались одиночеством Путина для того, чтобы подсказать ему, что необходимо использовать возможность, образовавшуюся в результате бойни в Северной Осетии, и без колебаний установить ту самую 'вертикаль власти', которая за четыре года только была намечена. И президент согласился, решившись на конституционную реформу - шаг особенно опасный для человека, который вечно занят опровержением каждого своего намерения наложить руку на основной закон.
Путин почувствовал, что его предали. Предало осетинское руководство во главе с президентом Александром Дзасоховым, которое обещало ему возможность бескровного выхода из ситуации с захватом заложников в Беслане, но своего обещания не смогло сдержать. Неслучайно, до сих пор слетели головы лишь у министра внутренних дел Владикавказа Казбека Дзантиева и у руководителя службы безопасности Валерия Андреева, в то время, как все местное правительство и сам президент остались в подвешенном состоянии, дабы не допустить разрастания кризиса. Потом Путин почувствовал, что его предал и друг - глава Федеральной службы безопасности (ФСБ) Николай Патрушев, продемонстрировавший свою неспособность понять, несмотря на всю имевшуюся в распоряжении информацию, что захват в Беслане был связан напрямую с другими террористическими акциями конца августа, включая взрыв двух 'Туполевых'.
Президент, наконец, заметил, что после осетинской истории с массой ошибок и демонстрацией недееспособности, его образ дал трещины, способствуя тем самым росту политического влияния опасных конкурентов, таких как глава МЧС Сергей Шойгу, чьи люди демонстрировали высокий профессионализм в любых обстоятельствах. Впрочем, предложенная версия повода для конституционной реформы, а именно необходимость предотвращения кризиса власти перед лицом атаки терроризма, породила предположения о том, что, возможно, в минувшие дни этот кризис все-таки имел место. А это подтолкнуло Путина к спасению своей всегдашней команды, неэффективной, но зато преданной.
Здесь есть некоторое противоречие. С одной стороны, в Кремле выработали четкую интерпретацию того, то произошло в конце лета. Целью террористических атак было дестабилизировать весь Северный Кавказ, вызвав распри между различными народностями, а в перспективе - взрыв и расширение конфликта. Отчасти это удалось, никогда так и не затухавшая до конца вражда между осетинами и ингушами вновь разгорелась, но конечной цели еще можно противостоять. И именно поэтому Путин объявил о создании специальной комиссии, руководство которой он доверил Дмитрию Козаку, и о восстановлении министерства по делам национальностей, главой которого стал бывший полномочный представитель президента на Северном Кавказе Владимир Яковлев. Министерства, которому предстоит нелегкая задача успокоить напряженный межэтнический климат. Прежде всего, в Москве, где подвергают арестам чеченских строительных рабочих, и где пользуются моментом для того, чтобы попытаться положить конец подпольной иммиграции из кавказских регионов.
По мнению американских экспертов, в этом же ключе следует рассматривать и намерение России осуществлять 'превентивные атаки' против террористов и их баз, которые при необходимости могут быть перенесены за границу, причем с единственным ограничением - на использование ядерного оружия, о чем заявил министр иностранных дел Сергей Лавров.
Мнения в вашингтонской администрации по этому вопросу разделились. Во имя солидарности в борьбе против терроризма президент Джордж Буш, вероятно, даст зеленый свет 'другу Владимиру' для любой инициативы, которую тот захочет предпринять. Элемент неопределенности сохраняется потому, что это было заявлено в личном телефонном разговоре, о чем сообщили агентства, но что так и не было подтверждено Белым Домом. Скорее всего, Буш все-таки надеется вовлечь Кремль в уже проводящиеся превентивные операции от Афганистана до Ирака.
С другой стороны, вице-президент Дик Чейни, который обладает своего рода доверенностью на ведение дел на Кавказе и в Средней Азии, видит в угрозе Москвы всего лишь заявление о скором сведении счетов с Грузией. Тбилиси, в глазах Путина, виноват в том, что так и не смог решить проблему свободного транзита чеченских боевиков через Панкисское ущелье. Но борьба против терроризма может дать Кремлю удобный повод для возвращения утраченного в пользу США влияния на соседа, с которым имеются как минимум два спорных вопроса - в связи с Абхазией и Южной Осетией.
Россия понимает свою безопасность в ключе экспансии, и не стоит поэтому удивляться, что трагедия в Беслане ускорила попытку восстановления пространства советского влияния. Однако, если мягкое подбрюшье Федерации - это Северный Кавказ, то вся московская пресса спрашивает, не перегиб ли это использовать призрак международного терроризма для осуществления централизации власти, которая охватывает всю страну в целом. Или, точнее говоря, не циничное ли это использование произошедшего в Северной Осетии для создания управляемой демократии, что в иной ситуации трудно было бы сделать. Жаль, что столичная пресса оказывает лишь явно относительное влияние на общественное мнение, и что явное большинство граждан, не доверяющих политике, поддерживают в глубине души этот перелом, полагая, что это все-таки предпочтительнее, нежели неуверенность первых сентябрьских дней.
