Работающий в Москве аналитик агентства ЮПИ Питер Лавелль недавно встретился с известным специалистом по России, директором радиовещания радиостанции 'Свободная Европа/Радио Свобода' Дональдом Дженсеном (Donald N. Jensen) и задал ему несколько вопросов о недавних изменениях, произошедших в политической жизни России.
UPI: Куда идет Россия? Страну накрыла волна беспрецедентных террористических атак - в результате погибло почти 500 человек; Кремль продолжает наращивать усилия по увеличению своего влияния в энергетическом секторе, а теперь заявляет, что будет проводить политику нанесения 'превентивных ударов' по базам международных террористов. Россия сильно изменилась на протяжении последнего месяца.
Дженсен: Россия, само собой, меняется, однако, я не уверен относительно того, что темпы этих изменений увеличились в последний месяц по сравнению с предыдущим, или по сравнению, скажем, с последним годом или двумя. Решения, о которых Путин сообщил на прошлой неделе, лишь придали официальный статус тому, что уже существовало в качестве реалий организации властной структуры в политической системе страны. Беспокоит, конечно, то, что он может с такой легкостью менять систему государственного устройства, перекраивая ее по своему усмотрению, а также и то, что он считает, что возврат к централизации власти - это как раз то, в чем нуждается Россия.
Вопрос: Решение Путина о назначении губернаторов Кремлем и отмена одномандатной системы выборов в Государственную Думу в целях создания политической обстановки, в условиях которой смогут выжить лишь немногие политические партии, многими рассматриваются как отход от принципов демократии в России. Каковы, на Ваш взгляд, политические приоритеты президента?
Ответ: В ходе дискуссии мы с Вами ранее уже пришли к выводу о том, что Россия не является демократической страной, поэтому мы должны обо всем этом говорить несколько под другим углом зрения. И все равно я считаю, что это был отход от основополагающих принципов государственного устройства, которые по мнению многих, являются необходимыми в том случае, если Россия вообще имеет намерение когда-либо стать демократической страной.
На протяжении нескольких последних лет возглавляемое Путиным руководство страны принимало многие противоречивые решения и при этом надо отметить, что Путину очень хорошо удается говорить людям то, что они хотят от него услышать, как мы могли это наблюдать после трагедии с захватом заложников. Таким образом, совсем нелегко обозначить его приоритеты, в случае, конечно, если они у него вообще имеются. В целом, создается впечатление, что Путин намерен преобразить, осовременить Россию. И он полагает, что это может быть сделано путем централизации политической власти в стране. На мой взгляд, вопрос можно сформулировать следующим образом: имеет ли такое уж большое значение, что считает Путин?
Не думаю, кстати, что следует рассматривать административную реформу, предложенную Путиным на прошлой неделе, в отрыве от другой - существующей параллельно - тенденции: усиления контроля государства над 'командными высотами' в экономике. Примерами тому могут служить слияние 'Роснефти' с 'Газпромом' и дело 'Юкоса', а также и многое другое.
Вопрос: Путин заявил, что Россия проявила слабость перед лицом терроризма сразу же после окончания трагедии с захватом заложников в Беслане. Боюсь показаться педантом, но все же хочу спросить: можно ли предположить, что Путин при этом допустил мысль о собственной слабости? Не слишком ли он во всем этом увяз?
Ответ: Я сказал бы иначе: система скорее продемонстрировала свою некомпетентность и негибкость, чем слабость (хотя в определенном отношении и слабость - тоже).
Что касается власти Путина, то тут, на мой взгляд, мы сталкиваемся с парадоксом. Бесспорно, непосредственно в его руках сконцентрирована большая официальная государственная власть. Вместе с тем фактом является и то, что те рычаги и механизмы, с помощью которых эта власть употребляется, оказываются неэффективными, коррумпированными и служат достижению противоположных целей, как мы это уже видели на примере событий в Беслане.
Думаю, что все перипетии в деле овладения 'Юкосом' в большой степени объясняются тем фактом, что вокруг Путина и в самом обществе действует множество потаенных, невидимых сил. Они будут и дальше активно действовать, независимо от того, насколько успешным будет затеянный Путиным возврат к системе централизованной власти.
Это, впрочем, не означает, что у Путина нет власти. Просто имеют место постоянные ограничения, распространяющиеся на его возможности применить ее. Означает ли это, что Путин с головой увяз? Если под этим Вы подразумеваете, что он иногда оказывается неспособен обуздать эти силы, чтобы добиться желаемого, тогда вы правы. Если же вы имеете в виду то, что его пребывание на посту президента зависит от негласной договоренности, достигнутой между представителями элиты, относительно того, что он остается высшим руководителем, тогда его положение можно охарактеризовать, как слабое.
Вопрос: Насколько стабильна политическая система, которую создал Путин?
Ответ: Стабильные системы опираются на гармоничное сочетание целого ряда уравновешивающих друг друга общественных сил - культурных, политических, экономических. Стабильными являются такие системы, в которых не принимаются резкие и неожиданные политические решения, не происходит непредвиденных коренных изменений политики, не говоря уже об отмене целого института регионального правления. У стабильных политических систем также имеются эффективные процедуры обеспечения преемственности политического курса верховной власти. Если в России завтра Путин вдруг исчезнет, ни у кого и понятия не будет, в каком направлении двинется страна.
Вопрос: Насколько вероятным, на Ваш взгляд, представляется возможность того, что Россия и Соединенные Штаты могли бы образовать своего рода антитеррористический альянс? Складывается впечатление, что в последние дни Госдепартамент США и министр обороны РФ Сергей Иванов легко находят общий язык, когда речь заходит о борьбе с международным терроризмом.
Ответ: Думаю, что антитеррористический альянс уже имеется. Точнее было бы охарактеризовать наши отношения в нем как партнерские. Не могу с полной уверенностью сказать, что он до сих пор был эффективным, но обе стороны заявляют, что он таковым является.
Более глубокая проблема, существующая с 1991 года, заключается в том, как нам следует выстраивать свою политику в отношении России, чтобы соблюсти баланс между необходимостью иметь в ее лице стратегического партнера для решения ряда проблем, с которыми мы сталкиваемся, и реакцией на те некоторые неблагополучные явления, которые происходят внутри страны. Многие считают, что следует рассматривать эти два комплекса вопросов по отдельности.
Вопрос: Куда идет Россия?
Ответ: К сожалению, складывается впечатление, что Россия продолжает скатываться по наклонной плоскости: в политическом, экономическом плане и даже, если хотите, в отношении общественной морали. Эти процессы проходят помимо воли Путина, а также - как это произошло в случае с принятыми им на прошлой неделе решениями - и из-за Путина. Наблюдаемый упадок носит особо трагичную окраску из-за того, что столь внушительны накопленные государством финансовые резервы.
Я вижу три сценария возможного развития событий в ближайшие годы. Первый - это путь демократических преобразований. Он маловероятен из-за того, что он находится в противоречии с ныне действующими тенденциями и требует сильного давления на власть со стороны низов - народа. Второй путь представляет собой еще большее укрепление авторитарной власти, и он более вероятен. Однако, для этого потребуется преодолеть силу инерции и коррупции чиновничьего аппарата, о чем я уже говорил выше. Наиболее вероятным мне представляется сценарий, напоминающий некий новобрежневский застой. Нереально было бы ожидать от Путина использования своих колоссальных конституционных прав для реформирования той самой системы, на которую он опирается в своей деятельности на посту президента.
Изложенные выше взгляды принадлежат Дженсену и не обязательно совпадают с точкой зрения редакции 'Радио Свободная Европа/Радио Свобода' .
