Четыре года писатель Владимир Каминер ('Русская дискотека') не был в Москве. И, наконец, он приехал, и сразу же все началось: он приходит в свою старую начальную школу - в день, когда в Беслане террористы взяли в заложники более 1000 человек
По телефону наш московский поклонник казался навязчиво гостеприимным. Он, якобы, много читал в прессе о Русской дискотеке в Берлине и хочет обязательно пригласить нас в Москву, в свой знаменитый клуб 'Fabriq'. Деньги для него значения не имеют, и он готов заплатить в два раза больше, какую бы мы сумму не запросили.
В интернете я разыскал программу его клуба, она напоминала техно-сарай, единственным музыкальным направлением в котором был так называемый 'progressive House', все ди-джеи носили имена погибших советских космонавтов. На фотографиях интерьер напоминал ржавую атомную подлодку, то есть, совершенно очевидно это был не наш клуб. Но желание побывать в Москве было так велико, что мы согласились. Наш русский партнер был увертливым типом. В марте он предложил приехать в апреле, в апреле - в мае, потом июне. . .То слал нам по пять электронных посланий в день, но незадолго до назначенного дня поездки исчезал с нашего монитора на целых две недели.
Мы уже совсем списали со счетов нашу поездку в Москву, как вдруг в июле он снова объявился. Люди, которые дали ему в займы деньги на клуб, стали требовать их возврата, поэтому ему пришлось, видите ли, временно скрыться в Америке у своей семьи. Но сейчас все улажено, и он, как и прежде, горит желанием привезти нас в Москву. Мы купили билеты на самолет.
В конце августа, однако, он окончательно отказал нам. Он сожалеет, - писал он, но все изменилось. Его клуб теперь уже в действительности не его и никогда им полностью не был. Он принадлежит плохим людям, которые дали ему денег. И у них, к сожалению, плохой музыкальный вкус, им нужен только 'progressive House' с погибшими космонавтами, а не Русская дискотека из Берлина. Мой коллега, ди-джей Юрий, почувствовал облегчение. Уроженец Харькова он Москву так и так не переносит. Но я решил все же поехать.
И без Русской дискотеки на то было достаточно других причин: жене я обещал показать дом, где я жил, и мою начальную школу, - для лучшего взаимопонимания. Моему другу и соседу, музыканту Зойбельману, я пообещал взять его с собой в Москву, он уже организовал для себя три выступления в маленьких московских кафе, но из соображений безопасности не хотел ехать один: его последнее пребывание в Москве вместо трех бодрящих дней продолжалось три мучительных месяца, потребовавшем затем отвыкания. И кроме того, я еще обещал одной немецкой съемочной группе телевидения снять с ними о Москве туристический фильм.
В последний день августа мы приземлились в аэропорту 'Домодедово'. Прошло четыре года после моей последней поездки в Москву, и я был немало удивлен. Русские во всех своих делах никогда не знают меры. Как когда-то при справедливом социализме, и сейчас, при строительстве безжалостного капитализма, они опять страшно перегнули палку. Москва стала напоминать громадный торговый центр с 12 миллионами покупателей, которые, правда, больше глазеют, чем покупают. Каждая скамейка в парке - торговое место.
Каждый задний двор - платная парковка. За множеством рекламных щитов неба было почти не видно. Главные акценты российская реклама делала не на слова 'практичный' или 'удобный', а на 'свежий' или 'кристально чистый'. Чем задрипанней улица, тем больше 'свежести' обещали там рекламные плакаты, причем речь в них шла не только о минеральной воде. 'Кристально чистый миллион', 'кристально чистое вложение денег' - предлагал своим вкладчикам какой-то банк, а мебельный магазин рекламировал даже 'свежие столы'.
Иногда мы сталкивались с совершенно бессмысленной рекламой: 'Все преуспевающие люди делают ЭТО' или 'Все преуспевающие люди имеют ЭТО', - коричневые буквы на белом фоне. Но что конкретно делают и имеют преуспевающие люди, понять было невозможно. Каждые 20 метров весели громадные портреты 'Наши лучшие граждане', транспаранты с надписью 'Москва - лучший город планеты' и 'Москве исполняется 857 лет'. Город как раз готовился к празднованию этой некруглой даты. 'Раньше здесь праздновались юбилеи лишь каждые 100 лет, потом каждые 10 лет, теперь они отмечают каждый год. Скоро каждый день будет праздноваться как победа', - проворчал наш таксист и рассказал, что городская администрация, благодаря этим праздникам, подправляет дела городской казны - каждый магазин должен украшать витрины плакатами, транспарантами и прочей городской символикой, которую разрешается приобретать только у городской администрации и только по ее ценам.
Но, несмотря на хорошую погоду, праздничное настроение в Москве никак не устанавливалось. Все 'преуспевающие' люди, видимо, загрипповали и забились по своим углам. На улицах в основном были или туристы или люди в форме. Мы выбрали очень неудачное время для поездки в Москву: пять терактов за одну неделю, - такого Россия еще не знала. По официальной версии на город совершили нападение четыре 'черные вдовы' (шахидки) из Грозного. Две из них взорвали себя в самолетах, вылетевших из Москвы, третья взорвалась в Крестовском супермаркете, а четвертая - Марьям, скрывалась еще где-то в городе. Везде на автомобилях, черных досках и стенах домов весели розыскные листки с ее лицом. Марьям выглядела очень молодой, очень симпатичной и очень зловещей.
1 сентября я поехал в свою начальную школу ? 701, которую не видел уже 25 лет. Торжественная линейка как раз подходила к концу, родители фотографировали своих помпезно разряженных детей с гигантскими букетами в руках. Два милиционера у входа не хотели меня пускать. 'Я здесь учился!', -сказал я, стуча себя кулаком в грудь. 'Вот как! И у кого же?', - с подозрением спросили меня менты. 'У госпожи Крут, - сказал я, не надеясь, что кто-нибудь еще помнит мою первую учительницу. - Что же Вы сразу не сказали, проходите, госпожа Крут сейчас находится на втором этаже, в классе 209'.
Милиционеры на моих глазах превратились в нормальных людей. Я взбежал по лестнице и сразу же узнал свою учительницу, она стояла перед входом в мой класс и рассказывала каким-то родителям, которые были намного моложе меня, что им еще нужно купить для школы. 'Здравствуйте, госпожа Крут, я учился у Вас, 25 лет назад, Вы помните?', - сказал я, пытаясь придать своему лицу то растерянное выражение, которое было у меня на единственно оставшейся фотографии первого дня в школе.
'Владимир! - воскликнула госпожа Крут, лучезарно улыбаясь, - я вчера встретила маму Саши, он скоро станет дедушкой'. 'Здорово', - сказал я, судорожно вспоминая, кто же этот Саша. Конечно же! Это тот самый сопливый мальчишка, что сидел рядом со мной за партой. Я рассказал ей все про себя, про свою семью и детей. Но ей нужно было идти на урок, приветствовать свой новый класс, и мы тепло попрощались. Я пошел обратно во двор школы к милиционерам. 'Что случилось, парень? - спросил меня старший из них по возрасту, - ты что такой бледный?'. 'Странно, - сказал я, - госпожа Крут совершенно не изменилась, как будто не было этих 25 лет'. 'Не волнуйся! - сказал милиционер, похлопав меня по плечу, - наверное, госпожа Крут была тогда совсем молодой, а вы этого просто не заметили. Моей первой учительнице, например, тогда было уже больше 60, я еще школу не закончил, как она коньки отбросила, так что не волнуйся', - продолжал он.
Пока я был в своей школе, террористы в Северной Осетии захватили школу, очень похожую на мою, взяв там в заложники более 1000 человек. По телевидению журналисты, которые еще вчера сообщали о трупах у Крестовского супермаркета, имитировали теперь независимые репортажи из Беслана. Они сменяли друг друга каждые 20 минут. 'Мы включаем Беслан, где за событиями наблюдает наш корреспондент. Есть что-то новое?' От одного только этого предложения мурашки начинали бегать по коже.
Там в Беслане, тележурналисты стояли на улице, в 200 метрах от захваченной школы, иногда они ползли или бросались на землю, когда граната разрывалась неподалеку от них. Террористы палили по всей окружающей местности, было много убитых, и никто не знал, что на самом деле происходит. Уже на второй день эти репортажи превратились в страшный телесериал, способный свести с ума любого, кто смотрел их более 10 минут. Все, что операторы могли заснять, повторялось бесчисленное количество раз. Трупы выпадали из окон, террористы угрожали взорвать все. Разгневанные родители бегали с охотничьими ружьями вокруг, постоянно были слышны выстрелы, - но кто в кого стрелял, понять было невозможно.
В то же самое время Москва вела последние приготовления к Празднику города. Водружались последние деревянные щиты с транспарантами, строились гигантские концертные подмостки. Мэр еще раз объявил, что, несмотря на захват заложников в Беслане, праздник в городе пройдет по плану - с большим концертом на Красной площади. 'Мы не дадим террористам запугать себя', - сказал он.
Днем я был на съемке с немецкой съемочной группой в центре Москвы: Арбат, Воробьевы горы, университет им. Ломоносова. Москвичи любят телевидение. Когда они замечают камеру, не бегут прочь, а хотят, чтобы их сняли. Нашему оператору удалось даже сделать так, чтобы пара молодоженов восемь раз выходила из свадебной машины, целовала и выпускала в небо белых голубей. Но для этого выпущенных голубей надо было сначала снова поймать. Вся свадьба приняла участие в охоте на голубей.
Немецкие коллеги похвалили готовность россиян принять участие в нашем фильме. К счастью, они не могли понять их комментариев при этом. 'Смотри-ка, Дарья, сегодня мы будем в новостях, все увидят, как мы тут гуляем'. 'Вы немцы? Что вам здесь надо? Вы что, снимаете про то, что мы, русские, - трусы?' Иностранная техника выдерживает в Москве недолго. Наша дорогая камера после двух дней съемок накрылась. Изображение стало зеленым и потрескавшимся, как в 'Матрице I'. В баре гостиницы проститутки смотрели телевизор вместе с туристами. Школу в Беслане взорвали, голые дети бежали по улице во все стороны и кричали: 'Воды! Воды!' Совсем маленький мальчишка кричал: 'Яблоко! Яблоко!'
Никто не знал, сколько погибло, кто эти террористы и выдвигали ли они какие-нибудь требования. Только бессмысленное повторение видеоматериала - час за часом. На бесконечной ленте взрывалась школа, и бежали во все стороны дети. Мэр Москвы по телевидению отменил праздник города. Распорядился о немедленном демонтаже декораций. По всему городу разъехались бригады рабочих на грузовиках, они демонтировали только что возведенные подмостки, разбирали деревянные щиты и свертывали плакаты.
Яд террора действовал и действовал, пока, наконец, не попал прямо в сердце города. Любого целлофанового пакета на дороге было достаточно, чтобы улица становилась совершенно пустынной. В ночь отмененного праздника Зойбельман, я и еще двое хороших друзей встретились в ресторане 'У Петровича'. Снаружи заведение выглядело спокойно и просто. Мы спустились вниз по лестнице, стальная дверь открылась и сразу же закрылась за нами. И вдруг мы оказались в ярком электрическом освещении в окружении танцующей публики с обалдевшими лицами, прыгающей туда-сюда в каком-то странном ритме - примерно две сотни мужчин и женщин от 40 и старше. Все, включая официантов, хозяйку и службу безопасности, были пьяны до потери сознания.
Они танцевали под музыку из старых советских мультфильмов: 'Чунга-Чанга весело живет. Чунга-Чанга пляшет и поет. Чунга-Чанга - лето круглый год. Чунга-Чанга пляшет и поет. Чудо-остров, чудо-остров, жить на нем легко и просто. Чунга-Чанга!' Они взбирались на шаткие столы, падали друг на друга, били об пол рюмки. Этот коллективный психоз, пир во время чумы, был настолько заразителен, что мы, пятеро взрослых мужчин, за 30 минут приняли по 1200 граммов водки на грудь, не задумываясь при этом об опасности побочных явлений. Пожилой мужчина с бородой закричал нам, что он духовный наследник Льва Толстого. Он проповедовал непротивление злу насилием, и поэтому мы должны были тут же дать ему по морде. Мы отказались. Но он настаивал. Мы отказались. Он настаивал. И тогда Зойбельман, тихий и сдержанный человек, все же врезал ему. Другие толстовцы бросились на нас, вмешались вышибалы и работники кухни. И все это сумасшествие происходило под непрекращающиеся звуки Чунга-Чанги. . .
В ту же ночь меня остановил милицейский патруль. Меры безопасности были усилены, милиция проверяла каждого второго на улице. 'Твоя регистрация завтра заканчивается', - сказал мне молодой милиционер. 'Ну, и что? - ответил я, - завтра есть завтра'. 'Родился в Москве, а живешь в Германии, - читал он мой паспорт, - и где же лучше?'. 'Лучше всегда там, где нас как нет', - пробормотал я дипломатично. 'Я слышал, немцы очень черствые люди, бесчувственные, - сказал милиционер, - кстати, у моего друга сегодня день рождения, дай денег на коньяк'. 'Нет, - сказал я, - ничего я вам не дам, пейте водку'. Он не обиделся и снова направился контролировать каждого второго, согласно приказу. Но никакого второго не было. Ночной город казался вымершим, все забились по своим углам, только светилась реклама и где-то затаилась невидимая черная вдова Марьям.
