Два часа спустя после начала захвата школы в Беслане два местных жителя стояли возле гаража всего в десятке метров от места развернувшейся драмы и рассуждали на тему осетинской автономии. Один из них - приземистый, небритый, с запахом перегара от вчерашнего употребления самогона и с древним охотничьим ружьем в руках - повернулся к другому и сказал: 'Федеральные войска ведут захват здания. Но они не имеют на это права. Это должны делать мы, местная милиция. Это наша школа'.
С ужасом трагедии Беслана может сравниться только царивший там хаос. Казалось, Москва умыла руки и ушла в сторону от всего этого события. Основную работу по борьбе с боевиками провели группы неимоверно отважных и молодых военнослужащих спецназа министерства внутренних дел. Десять бойцов элитного подразделения 'Альфа' погибли. Однако оказалось, что боевиков спровоцировали на подрыв взрывных устройств местные ополченцы, которые и открыли стрельбу. Никто из опытных российских экспертов по проведению антитеррористических операций не подумал о том, чтобы отвести этих людей прочь.
Сегодня школа остается открытой для посетителей. Это своего рода скорбный музей, при виде которого и без того кипящее от гнева местное население еще больше начинает распаляться и скорбеть. Через четыре дня после осады дети играли останками боевиков. В центре игровой площадки торчал неразорвавшийся танковый снаряд. Вооруженные люди устроили погоню за швейцарским журналистом, по-видимому, приняв его за боевика. А Москва все еще не взяла дело под свой контроль.
Сейчас, когда прошло три недели после окончания осады, Кремль использует произошедшую трагедию для того, чтобы усилить свою власть над регионами и перекроить парламентскую систему, сделав ее еще более покорной путинской администрации. Министерство иностранных дел занято тем, что жалуется по поводу предоставления политического убежища в Лондоне Ахмеду Закаеву. В то же время, сами спецслужбы признают, что этот человек является устаревшим рудиментом в движении боевиков.
Грузия, где, по заявлениям России, находят убежище боевики, плачет по поводу угрозы превентивных ударов. Вместе с тем, граница между Северной Осетией и Ингушетией, откуда пришли некоторые боевики, охраняется по-прежнему из рук вон плохо, несмотря на разговоры о возможной межэтнической войне.
Такое полное отсутствие контроля и, как нам кажется, заинтересованности в ликвидации последствий бесланской трагедии выглядит насмешкой, если вспомнить причину, по которой мы приехали сюда. Чеченский конфликт тлеет уже десятилетие, поскольку Россия настаивает на сохранении своей территориальной целостности. Но в Беслане, и даже в Чечне российский суверенитет выглядит просто пустым звуком, поскольку он совершенно не несет с собой ответственности государства. Разрушенная и измученная Чечня в 1997-98 годах оказалась неспособной к самостоятельному управлению и попала под власть шариата со всеми его чрезмерными строгостями и нарушениями прав человека, которые не уступали по своей жестокости тем действиям, которые совершали в отношении местного населения российские войска. Она превратилась в источник разрастания исламского экстремизма в регионе, где расцветает мусульманский радикализм. Вся Европа заинтересована в том, чтобы эти континентальные задворки были безопасными.
Однако, как наглядно показал захват школы в Беслане, Москва не смогла этого сделать. Она не смогла остановить боевиков, которые пошли на такие крайности, что их жестокости невозможно описать языком. Она даже не смогла должным образом оцепить место трагедии, сделав это только два часа спустя после завершения штурма.
Северная Осетия - это не Чечня, однако она страдает от того же безразличия Кремля к народам своих южных республик. Москвичи часто боятся кавказцев, считая их странными, непредсказуемыми и вспыльчивыми людьми, которых лучше подавлять или избегать.
Даже президент Путин так редко посещает Грозный, что во время последней своей поездки туда он заметил, что с борта вертолета город выглядит ужасно. Но следовало предполагать, что президент должен быть в курсе. Ведь это он сам всего четыре года назад приказал провести второе ковровое бомбометание по городу.
Путин постарался сказать правильные слова о сохранении порядка и стабильности в регионе. После захвата заложников город должен был быть оцеплен. Однако вся республика остается открытой. Может быть, Москва решила: пусть осетины сами разбираются со своей местью и со своей скорбью. Может быть, она решила, что вмешиваться в эту неразбериху слишком опасно. Или, что хуже, может быть, Путин отдал соответствующие приказы, но его правоохранительные органы оказались слишком коррумпированными и некомпетентными, чтобы их выполнить. Это основная проблема полицейского государства Путина. Москва может ограничить передвижения, принять новые законы, усилить меры безопасности, однако удовлетворять ее капризы некому. Через неделю после бесланской трагедии я проходил контроль службы безопасности в московском аэропорту. Женщина-милиционер записывала имена пассажиров, прибывших с юга. Она спросила, как правильно произносится мое имя. Образовалась очередь, двое моих коллег прошли сквозь скопление людей и вышли из аэропорта. Никто не обратил на это внимания.
Господин Путин пытается построить полицейское государство, но полицейские силы в нем не функционируют. Его генеральный прокурор признал, что коррупция делает борьбу с террором практически невозможной. Однако первой реакцией Кремля было не принятие базовых мер по устранению коррупции в милиции, погранвойсках и административном аппарате, а усиление собственной прямой власти. Похоже, что Путин все еще верит в советский миф о том, что власть вызывает подчинение и уважение, несмотря на то, что большая часть страны предоставлена сама себе.
Кремль хочет, чтобы Кавказ оставался частью его владений, плодородной территорией, дающей ему геополитический выход на Каспий. Однако на всех уровнях в России, от милиции до президентской администрации идея государственности не подкрепляется чувством ответственности и подотчетности. Поэтому, когда Беслан более всего нуждался во вмешательстве федерального центра - 3 сентября - его оставили один на один со своим трагическим по последствиям хаосом.
