Волна антипутинских настроений за пределами России и, в особенности, во Франции после трагедии в Беслане переживается самими россиянами как проявление враждебности к их стране. Наше поведение представляет собой 'социальный факт', как говорил Эмиль Дюркгейм (Emile Durkheim), поэтому важно проанализировать его значение и выявить следствия.
Очевидно, что разрешение кризиса российскими властями - достойно сожаления. Это проявление двух глубоких взаимодополняющих исторических феноменов. Первый -жестокость русской военной культуры. Второй - дезорганизация и деморализация в военной сфере в широком смысле, после распада Советского Союза. В начале XIX века Клаузевиц (Clausewitz), социолог, философ и стратег, заметил, что вооруженные силы - лицо страны. А Россия, наследница Советского Союза, больна.
Нужно быть слепым и во многом наивным, чтобы вообразить, что после геополитического события колоссального значения, каким было мгновенное обрушение Советского Союза, демократия западного типа вдруг установится на развалинах империи. В более общем смысле, политико-экономическая система сегодняшней России скорее сравнима с традиционным клиентелизмом Латинской Америки, нежели является формой коммунистического неототалитаризма. Эта система - продукт долгой истории. Одни и те же причины объясняют одиозные методы и поведение бывшей Красной армии на чеченской войне.
Чтобы произошли изменения в этой области, понадобится время, и, быть может, помощь Запада, для того чтобы Россия смогла перенять лучшие способы поддержания порядка. Но в то же время, эта помощь не будет принята при отсутствии климата доверия. Во всяком случае, противопоставлять 'злодея Путина' 'доброму Ельцину' - шаг, от которого должны воздерживаться трезвые умы.
Реальная популярность Владимира Путина, по крайней мере, вплоть до его переизбрания, была основана на образе 'сильного человека': в огромном большинстве своем русские (я имею в виду тех, кто живет в России) желают стабильности. Они любят в Путине спокойного и сильного человека, а его предшественника связывали с 'балаганной маской', воспользуемся знаменитым выражением генерала Де Голля (de Gaulle). То, что показала резня в Беслане - не избыток силы, но результат слабости.
Судя по реакции западной прессы, создается впечатление, что корнем зла является 'аутизм' Путина в чеченском вопросе. Эта проблема требует нескольких замечаний. Во-первых, история территориального образования России объясняет фундаментальность ее многонациональной специфики. Эта история отличается от истории государств, находящихся на периферии Евразии, в особенности от истории морских колониальных империй. Континентальная экспансия на Кавказ началась в XVI веке. Полная интеграция Чечни в Российскую империю совершилась к 1860 году. В первой половине XX века, во имя научного социализма, Ленин и Сталин силой добились смешения этносов, действуя по принципу 'разделяй и властвуй'.
Легко сегодня, извне, навязывать русским 'политическое решение' ситуации на Кавказе. Внутренняя автономия, которую получили чеченцы после первой войны, не привела к урегулированию. Стала бы независимость в чистом виде панацеей? Но в России нет ни одного влиятельного политического течения, которое согласилось бы на продолжение расползания федерации по швам, к тому же единство РФ покоится на прочных и законных основаниях с точки зрения международного права. Это те же основания, что и в европейских странах, которые отнюдь не защищены от угроз сепаратизма, опирающегося на насилие.
На словах хорошо
Помимо этого неоспоримого факта, почти весь политический истеблишмент и силы безопасности в России (сводить все к Путину было бы карикатурно) считают, что в случае получения независимости, в Чечне к власти придут исламские экстремисты. В этом случае метастазы пойдут по всему региону и даже выйдут за его пределы, кроме того, увеличится число очагов международного терроризма. Есть ли у нас достаточно убедительные аргументы, которые мы могли бы противопоставить этим опасениям? Следует прислушаться к оппозиции, если речь не идет о закоренелых террористах, но следует ли нам принимать все их аргументы за чистую монету? Достаточно ли обвинять Москву во всех гнусностях, чтобы сознавать свою правоту?
В частности, располагаем ли мы средствами для экспертизы, чтобы с уверенностью утверждать, что такая страна как Чечня, в истории которой царит насилие и бандитизм, скорее, чем сама Россия, может стать, только благодаря одной фактической независимости, умеренной демократией? Что она сможет сплясать под дудку Шамиля Басаева, который приказал захватить заложников в Беслане? Или же стать демократической страной под руководством 'умеренного' лидера, такого как Аслан Масхадов, о котором, нам на самом деле почти ничего неизвестно? Давайте скромно признаем, что мы не обладаем достаточной компетенцией и не имеем достаточного поля для маневра в этом регионе.
Одно очевидно: несмотря на прогресс в этой области, как и в других областях, постсоветская Россия страдает от перенесенного экономического шока, экономика основана на ренте (нефть, сырье). В эпоху Бориса Ельцина контроль над экономикой взяла горстка ловких молодых людей, зачастую без всяких угрызений совести. Страны Кавказа больше всего нуждаются в инвестициях в экономику. В лучшем случае, потребуется целое поколение, чтобы начать реконструкцию.
Предположим, что судьба будет благосклонна, и эти страны обретут свободу в мирных условиях, но и тогда, может ли кто-нибудь всерьез представить, что 'международное сообщество' не на словах, а на деле сможет осуществить крупные финансовые вложения в модернизацию Кавказа и принести ему свою мораль?
Страсти бушуют, и в наши дни некоторые пытаются увидеть единую стратегию Буша (Bush), Шарона (Sharon) и Путина, тогда как ситуации, с которыми сталкиваются эти три руководителя, очень различны. Справедливо, что во всех трех случаях, политика, проводимая этими лидерами, способствует росту ненависти, усугубляет тенденции к терроризму, и спираль насилия закручивается все сильнее и сильнее. Но никто из них не может надеяться на чудо. Мне кажется, что наиболее сложная проблема стоит перед Россией, поскольку в дело вмешивается серьезный исторический контекст, Россия столкнулась с внутренней проблемой, глубоко укорененной во времени. Мало кто из комментаторов подчеркнул бестактность Запада в этом драматическом вопросе. Я был в числе 30 американских, британских, французских и немецких экспертов, которых принял у себя Владимир Путин 6 сентября в Москве.
Прозападный выбор
В статьях, посвященных этой теме, не было уделено внимания ключевому вопросу, поднятому в этом интервью: в сложившейся ситуации, Россия остается верной своему выбору, открытости в сторону Запада, и готова продолжить либерально ориентированные экономические реформы. Последний пункт важен, в связи с делом 'ЮКОСа'. Но я считаю, что эта открытость будет поставлена под вопрос, если российский истеблишмент по-прежнему будет пребывать в убеждении, что Западу на руку распад страны. Мы этого хотим?
Мы можем сожалеть о том, что 'демократизация' России идет слишком медленно, и даже можем опасаться возврата, не к тоталитаризму, но к авторитаризму. Мы имеем право и даже должны критиковать Путина, как и любого другого политического лидера, - его последние инициативы в сфере реформ институтов власти вызывают серьезное беспокойство. Но наш долг также - пытаться понять точку зрения других, уважать народы, истерзанные историей, и остерегаться того, чтобы не причинить им боль своими идеологическими излишествами. Речь идет не только о хорошей морали, но и о хорошей политике.
