30 сентября 2004 года. Этой осенью Европейскому союзу (ЕС) предстоит принять историческое решение относительно того, нужно ли и когда начинать переговоры о приеме в свои ряды Турции.
Вопрос не только в том, способен ли ЕС абсорбировать очень большую, очень бедную и в подавляющем большинстве исламскую страну. Это само по себе достаточно трудно. Но это также такое решение, которое станет определять, какого рода глобальной силой станет ЕС в 21-м веке.
Те, кто выступает против приема в ЕС Турции, приводят в свое оправдание два главных аргумента. Один сводится к тому, что это равноценно "исламизации" Европы; другой - что это сделает ЕС безнадежно громоздким и дисфункциональным, а также затормозит процесс европейской интеграции.
Аргумент относительно исламизации глубоко ошибочен. За ним скрывается представление о том, что Европа остается таким же бастионом христианства, каким она была в средние века, когда сдерживала силы "неверных" у ворот Вены. Это отсталый взгляд на Европу, обороняющийся и даже расистский. Сегодня члены ЕС сплочены вокруг идеи светского государства, в котором существует религиозная свобода для граждан. Турция эту идею поддерживает, хотя ей следовало бы делать больше для защиты свободы национальных меньшинств.
Более убедителен второй аргумент - что продолжающийся процесс расширения союза, в конечном счете, разрушит сплоченность ЕС. Возможно, ЕС следовало бы прекратить расти, когда в нем стало 10 или 12 членов. Все согласились бы на то, чтобы объединить суверенитеты - посредством не только общей валюты, но также гармонизированного налогообложения, социальной защиты, иммиграционной политики и т.п. Это стала бы "сердцевинная Европа". Великобритания, вероятно, не примкнула бы к ней. Там не было бы также большей части стран Восточной Европы и Скандинавии.
Реалия заключается в том, что ЕС давно отбросил подобные надежды стать аккуратным, интегрированным политическим союзом. Сегодня, когда его членами являются 25 государств, он представляет собой совершенно иное существо - и он не собирается на этом останавливаться. Ибо ЕС стал жертвой собственного успеха. Расширение является самой успешной политикой последних лет, потому что оно стабилизировало все возрастающую часть Европы гарантией демократического правления и растущего процветания. Греция, Испания и Португалия были первыми примерами. Новые государства - члены ЕС из Центральной и Восточной Европы подтвердили эту тенденцию.
Список нарождающихся демократических стран, которые стремятся в ЕС, постоянно растет. Перспектива членства в ЕС обеспечиваем им исключительную мотивацию для укрепления демократии, борьбы с коррупцией и постепенного строительства основанной на главенстве закона правовой системы и рыночной экономики. Болгария, Румыния и Хорватия стоят в этом списке первыми. Представляется неизбежным, что всем странам на Балканах будет предложена перспектива вступить в ЕС, и они когда-нибудь ею воспользуются - в том числе Сербия, Македония и Албания. Украина ненамного отстает от них.
ЕС не может сказать "Нет". Однако коль скоро существует большая вероятность вступления в этот союз всех вышеназванных стран, разве может ЕС отвергнуть Турцию, которая подала заявку на вступление 41 год назад, или оговорить ее прием особыми условиями. В плане экономики и демократии она уже значительно лучше подготовлена к вступлению в ЕС, чем, скажем, Румыния, Украина и Албания.
Нельзя определять границы ЕС на основе культуры или религии. География в действительности является единственной объективной мерой того, что является европейским. В таком случае Турция и Россия должны признаваться полуевропейскими странами, а Марокко и Израиль - неевропейскими. Быть может, это несправедливое оскорбление, но, по крайней мере, тут все ясно.
Будет крайне тяжело обеспечить слаженное функционирование расширившегося ЕС. Это должен быть союз с переменной геометрией, в котором не все 30 с лишним членов будут согласны с каждым подробно прописанным правилом или политикой. У него будут единый рынок и общая валюта, свободное перемещение людей и капиталов и, если повезет, общая внешняя политика и политика безопасности. Последнее, вполне вероятно, окажется самым трудным.
Если Турция станет членом ЕС, это сделает союз в гораздо большей мере ориентированным во внешний мир глобальным игроком, чем если бы расширение остановилось на Балканах. Турция принесет с собой непосредственный опыт участия в делах Ближнего Востока и - что, пожалуй, не менее важно - Центральной Азии. Она со своей многочисленной армией и давней военной традицией также внесла бы огромный вклад в любую общую политику европейской безопасности. К тому же у нее молодое население и динамичная экономика.
Самым сильным сторонником приема в ЕС Турции среди тех, кто не является членом союза, давно уже являются Соединенные Штаты Америки. Внутри союза наибольшие сомнения на этот счет высказывает Франция. В плане своих национальных интересов и США, и Франция, вполне возможно, занимают неправильную позицию.
ЕС уже сегодня является серьезным экономическим конкурентом США, поскольку пользуется не меньшим весом при ведении торговых переговоров во всем мире. Но ЕС, даже если бы хотел, не способен конкурировать с США в сфере внешней политики и политики безопасности по причине внутренних разногласий и нехватки военных возможностей.
Приняв в свои ряды Турцию лет через 10-15 (столько времени потребуется для завершения переговоров), ЕС сможет стать более серьезной глобальной силой. Разумеется, ему все так же будет необходимо согласовывать все свои решения. Если это ему не удастся к 2015 году, то в этом не будет вины Турции. Но кто может предсказать, насколько далеко зайдет процесс к тому времени? Еще несколько унилатералистских администраций США могут сделать чудеса в плане формирования большего европейского единства.
Многие стратеги как в Париже, так и в Анкаре, вероятно, разделяют видение более многополярного мира. Турция сегодня стала куда менее проамериканской и более проевропейской, чем была в прошлом - вследствие войны в Ираке и политики США на Большом Ближнем Востоке. Расширившийся ЕС, в состав которого войдет Турция, возможно, будет серьезным противовесом гегемонии США или, по меньшей мере, партнером, с которым США придется считаться гораздо более серьезно, чем сегодня.