Рецензия на книгу Джереми Рифкина (Jeremy Rifkin) "Европейская мечта. Как европейское видение будущего постепенно затмевает американскую мечту" ("THE EUROPEAN DREAM How Europe's vision of the future is quietly eclipsing the American dream", By Jeremy Rifkin, Jeremy Tarcher/Penguin)
Возникает соблазн назвать Джереми Рифкина еще одним практикующим "футурологом". Как президент вашингтонского Фонда экономических тенденций он недавно объявил о том, что скоро энергия будет вырабатываться из водорода, необходимость в работе исчезнет, права животных будут неприкосновенны, а общество будет связано глобальной сетью. Теперь пришла очередь "Европейской мечты".
Однако иногда даже футурологам удаются правильные предсказания. Именно сейчас, когда говорят, что Европа переживает упадок своего могущества, Рифкин выдвигает неоспоримые аргументы в пользу ее доминирующего положения. "В то время как 'Американский дух' ослабевает и уходит в прошлое, - провозглашает Рифкин, - зарождает новая 'Европейская мечта'. В отличие от Америки Европа придает особое значение общественным взаимоотношениям, а не индивидуальной автономии; культурному разнообразию, а не ассимиляции; качеству жизни, а не накоплению материальных ценностей; устойчивому развитию, а не безудержному росту; глубоко продуманным действиям, а не изнурительному труду; а также придает особое значение всеобщим правам человека".
Другими словами, Европа является и более активным сторонником равноправия, и более коммуникабельной, и более космополитической, чем Америка, и Рифкин аргументированно утверждает, что это делает Европу более привлекательной глобальной моделью на предстоящее столетие.
Стремление Европы к равноправию наиболее отчетливо проявляет себя в сфере социального обеспечения. Каждому европейцу гарантирован минимальный уровень жизни, не только в виде наличных денег, но и посредством ежедневной медицинской помощи, страховки по безработице, пенсий и здравоохранения - и все это сильно отличается от американских стандартов. Более активное перераспределение средств и инфраструктура позволяют более бедной Европе жить более сбалансированной жизнью. Рифкин справедливо отмечает, что более широкое восприятие европейцами прав человека, включающее в себя социально-экономическую, культурную и природоохранительную составляющие, является гораздо более привлекательным, чем более узкая американская концепция прав человека как политических свобод.
Европейцы также гораздо сильнее, чем американцы, привержены защите богатых и разнообразных национальных, религиозных и культурных традиций. Они менее склонны к переездам, и уделяют больше времени поддержке национальных языков, высокой культуры, местных кухонь и разнообразных политических культур. В то время как "американцы определяют свободу как независимость и свободу передвижения, что требует накопления материальных средств, - отмечает Рифкин, - европейцы определяют свободу как принадлежность к обществу, а не как право на владение чем-либо". Европейцы уделяют время культуре. Американцы, которые "считают праздность практически грехом, как лень", работают в среднем на десять недель в году больше, чем немцы и на пять недель больше, чем англичане - и даже больше чем известные своим трудолюбием японцы. И эта забота европейцев о культурном разнообразии, должно быть, имеет свой отклик в развивающемся мире.
Рифкин утверждает, что европейцы создали космополитические политические институты, которые способствуют миру и сотрудничеству между нациями с различными культурами, имеющими тесные экономические связи. Американцы отвечают на глобализацию (что парадоксально), вновь и вновь заявляя о своем независимом положении, европейцы отвечают стремлением управлять ее эволюцией в транснациональном масштабе. Европейцы также склонны решать конфликты посредством "мягкой силы", например, дипломатией, торговлей или при помощи международного права. Европейцы остаются активнейшими сторонниками всеобщих прав человека, а Европейский Союз является многосторонним примером для всего мира, что делает Европу более привлекательной для представителей поколения, "стремящегося иметь связи со всем миром, оставаясь в то же самое время в родном месте".
Конечно, подобные футурологические изыскания легко подвергаются критике. Сторонники свободы могут возразить, что европейским экономикам не хватает динамизма. И все же различия между доходами европейцев и американцев скорее отражают стремление европейцев иметь больше выходных дней, чем эффективность американской диверсифицированной экономики. Неоконсерваторы могут критиковать Европу за то, что она полагается на американскую военную мощь. Однако европейцы размещают 100000 военнослужащих за границей и тратят сопоставимые с этими расходами средства на обеспечение "мягкой силы" во всем мире. Евроскептикам Рифкин отвечает, что даже если Конституция Евросоюза не была бы ратифицирована, успехи последней половины прошлого столетия уже сделали Союз заслуживающей внимания альтернативной моделью. Теперь задача заключается в том, чтобы улучшить ее.
Европейская мечта должна быть изучена по обе стороны Атлантики. Американцы видят в ней опасность. Все меньше и меньше иностранцев видят американский уклад как пример для своих конституций, компаний или сообществ, несмотря на предполагаемое одностороннее доминирование Соединенных Штатов. Рифкин ставит перед европейцами задачу глобального лидерства.
Если европейцы действительно "находятся посередине между чрезмерным индивидуализмом Америки и чрезмерным коллективизмом Азии, что позволит им возглавить движение к новой эре", то почему на это им указывает американец? Чтобы Европа стала образцом для всего мира, она должна реформировать и настроить себя для полноценного осознания мечты, так страстно провозглашаемой Рифкиным.
Эндрю Моравчик - профессор политологии Принстонского университета
