Победа на выборах Джона Керри не принесет войне в Ираке поддержки со стороны Европы, а смена правительства во время войны может оказаться смертельной, говорит ветеран политической сцены Генри Киссинджер (Henry Kissinger).
Генри Киссинджер отказался ответить только на два моих вопроса. Последний из них, заданный, естественно, под конец интервью, касался его репутации первого плейбоя на всю Америку в те времена, когда он работал в правительстве Никсона и был в зените славы. Спустя некоторое время заклятый враг Киссинджера известный журналист Кристофер Хитченс обвинил его в том, что наоборот, тот спал всегда один, 'раскрыв' страшную тайну Киссинджера - что не было у него никаких страшных тайн. 'Это я комментировать не буду', - проворчал мой собеседник, и непонятным осталось, что он имеет в виду - свою сексуальную жизнь или историю с Хитченсом. Иметь имидж плейбоя - 'это было невообразимо, когда это все началось, а когда уже началось - это было забавно'. Вот и все, что он сказал.
Второй мой вопрос, оставшийся без ответа, касался потенциальных опасностей, которые ждут страну, если президентом станет Джон Керри. 'Можете остановить [диктофон] на минутку?', - попросил он меня, к моему глубокому изумлению. Когда я остановил пленку, он объяснил, почему в нынешних обстоятельствах не будет критиковать Керри. Когда же пленка возобновила свое движение, он сказал:
- Я был у власти, когда он был во Вьетнаме, и поэтому не хочу прикладывать руку к созданию новых подобных барьеров между людьми.
При этом не кто иной, как Киссинджер, сначала в роли советника Ричарда Никсона (Richard Nixon) по национальной безопасности (сейчас эту работу исполняет Кондолиза Райс (Condoleezza Rice)), а впоследствии госсекретаря в его же правительстве (сейчас Колин Пауэлл (Colin Powell)), и строил эти самые барьеры. Одни дали ему Нобелевскую премию мира; другие назвали военным преступником, обвиняя в том, что он затягивал войну [во Вьетнаме] и отдавал указания бомбить соседнюю Камбоджу.
Но также не кто иной, как Киссинджер стал автором разрядки напряженности в отношениях с Китаем и Россией, и не кто иной, как он с необычайным искусством удерживал мировой баланс сил. За последние двадцать лет он выпустил три книги мемуаров, которых высказал свою точку зрения на многое: его перу принадлежит блистательная история дипломатии, книга о Вьетнаме и выпущенная за несколько дней до терактов 11 сентября книга 'Нужна ли Америке внешняя политика?' (Does America Need A Foreign Policy?). Его регулярно приглашают на программы CNN и Fox News, где он пользуется огромным уважением. Да, этот человек - и строитель, и разрушитель барьеров.
Наша встреча прошла в Нью-Йорке в помещении его консалтинговой компании Kissinger Associates. Женщины, которые у него работают, не отвлекаются и корпят с монашеским усердием. В конторе говорит только он. 'Выйдите на Нэнси!' - это его жена, с которой он живет вот уже тридцать лет. Она смотрит на него с небольшого романтического портрета у него над столом, затмевающего все фотографии сильных мира сего, развешанные кругом.
Когда речь идет о таких людях, как я, Киссинджер не трудится проявлять свое искусство общаться ('Ну и как тебя зовут?' - допрашивает, как всегда, с сильным акцентом), но, когда его представляют помощнице нашего фотографа, он меняется на глазах ('И чем же вы занимаетесь?' - мурлычет бывший дипломат). Хотя за плечами у него уже один инфаркт четырехлетней давности и небольшая операция в январе, выглядит он подтянуто, не такой бледный, как в прошлый раз, когда я его видел. Дорогой костюм больше не выглядит на нем так, будто вот-вот разойдется по швам.
Ему 81 год, так что нынешние президентские выборы будут семнадцатыми на его памяти с тех пор, как в возрасте полутора десятков лет он приехал в Нью-Йорк из Германии. И он считает, что эти выборы важны как никогда: 'Менять правительство посреди войны - смертельно'.
Да, именно о войне я и хотел бы с вами поговорить, мистер Киссинджер.
Он 'почти уверен' в том, что Ричард Никсон, будь он на месте Буша, тоже принял бы решение о вторжении в Ирак.
Теракты 11 сентября, как другие, совершенные еще до них, должны были показать всему миру, что Соединенные Штаты не хотят, да и не могут, защищать свои интересы. Необходим был решительный отпор.
- Ирак не был среди государств, активно участвовавших в отдельно взятой операции 11 сентября, хотя у его разведки и была связь с 'Аль-Каидой', но именно Ирак создавал атмосферу, в которой подпитывалась враждебность в отношении Америки. У него была самая большая армия в регионе. По моим сведениям, Ирак нарушал соглашение о прекращении огня с США от 1991 года, одобренное организацией объединенных наций, семнадцать раз. Он до этого уже использовал оружие массового поражения, и [мы] считали, что у него есть оружие массового поражения.
'Считали', вот как? Мог ли он вообразить, что данные разведки окажутся настолько неточными?
- Нет, я не мог. И президент тоже не мог.
Киссинджер был на брифинге Колина Пауэлла в Пентагоне, который тот организовал за несколько недель до того, как представлять данные американской разведки о наличии у Ирака оружия массового поражения в ООН. Ни Комитет начальников штабов (высший военный коллегиальный орган в США - пер.), ни представители разведки, ни бывшие министры правительства от обеих партий - Демократической и Республиканской - не высказали сомнения в их правильности.
А был ли Пауэлл сам уверен в том, что говорит?
- Каждый, у кого есть хоть какой-то опыт работы во власти, сразу видит, если чиновник недоговаривает: комбинация жестов, мимики и таких фразочек, которые они любят вставлять, типа 'ну, я бы так категорично не говорил. . .' - все это показывает, что надо насторожиться. Но [в том случае] ничего такого не было.
Однако доводы Киссинджера - что необходимо было напасть на потенциально воинственное государство, не желавшее считаться с другими - в корне отличаются от идеализма неоконсерваторов, этаких морализаторов-крестоносцев, которые поддержали войну, потому что думали, что призвание Америки в том, чтобы переделать весь этот регион по демократическому образцу.
- Да. С такими действиями я не согласен, если они опираются на силу. Я считаю, что Америка должна стоять за демократию и соблюдение прав человека, потому что и то, и другое - важная часть американского опыта. Но я не считаю, что мы вправе производить сами себя в менторы и немедленно начинать давить на правительства других стран, чтобы они перестроились. Пусть история сама сделает свое дело, вот что я думаю.
То есть пусть пройдет время?
- Да, пусть пройдет время. Мне кажется, что неоконсерваторы очень сильно сродни троцкистам в том смысле, что и те, и другие думают, будто внешнеполитические проблемы - это на самом деле проблемы внутренней структуры той или иной страны, и, если ее поменять, то внешнеполитические проблемы решатся сами собой. Мне кажется, это не так. Я думаю, что надо быть скромнее, что надо учитывать историю, культуру и зачастую и вопрос сохранения достоинства страны, о которой идет речь.
Хотя вице-президент Дик Чейни (Dick Cheney) и был одним из тех, кто подписал в 1997 манифест неоконсерваторов, 'Принципы нового американского века' (New American Century Statement of Principles), его Киссинджер считает традиционным консерватором-националистом. К образу неоконсерватора, пожалуй, гораздо ближе заместитель министра обороны Пол Вулфовиц (Paul Wolfowitz), считает он.
- Однако дело не столько в персоналиях, сколько в том, сможет ли Буш после того, как его выберут на второй срок, создать, как Америка уже сделала однажды в сороковых годах, систему международной безопасности, которая соответствовала бы проблематике своего времени. Это нельзя сделать одними лозунгами, и мирный мировой порядок не может поддерживаться иначе, как усилиями нескольких главных стран, потому что в противном случае начинаются бесконечные полицейские действия. Ни одна страна не в состоянии психологически выносить гегемонию другой, которой нет конца.
Не будет ли для Америки проще всего наладить отношения с Европой, начав их с чистого листа, то есть избрав Керри?
- Я не хотел бы переходить на личности, но могу сказать свое мнение и без этого. О том, что Керри получит серьезное усиление военной поддержки Европы, не может быть и речи, а, если он попытается сам получить такую помощь, то это приведет к таким разногласиям, что, как бы парадоксально это ни звучало, они не только не устранят пропасть, о которой сейчас говорят или наличие которой предполагают, но и еще расширят ее. Он не ступит еще и шагу, а ему тут же зададут вопрос, что, собственно, у него на уме - собирается ли он побеждать в этой войне, или ему просто нужно выйти из нее, сохранив лицо.
Еще за год до вторжения Киссинджер публично усомнился в реальной значимости подобных 'крестовых походов', сказав: 'Я смотрю на это как американец, и думаю, что в конце концов мы такое не потянем'. Я спросил, не считает ли он, что, видя непрекращающуюся анархию в Ираке, смерть американских граждан, огромную задолженность, которую создала война, и повышение цен на нефть, американское общество дошло до состояния, когда его терпение готово лопнуть?
- В какой-то степени это, наверное, правда, - прервал он меня, - но в Ираке мы не можем себе позволить сделать то, что сделали во Вьетнаме - сбежать. Ведь в этом случае конфликт не остановится на границах Ирака, и те проблемы, которые мы пришли туда решать, останутся нерешенными.
- Если в Ираке победят радикалы и фундаменталисты, это вызовет катастрофу во всех странах от Индонезии до Марокко, включая и такие государства, как Индия. Радикальным движениям, стремящимся разрушить современные общественные формации, будет придан потрясающий импульс.
Но не становится ли Ирак и сейчас похож на Вьетнам, который в свое время подорвал моральный авторитет Америки, и после которого они и в военном отношении выглядела далеко не так, как должна выглядеть сверхдержава?
- Нет, я придерживаюсь той непопулярной точки зрения, что война во Вьетнаме не была для нас изначально проигрышной.
Как же Америка могла бы победить?
- Ну, сейчас начнется бесконечная дискуссия, - начинает он, но продолжает. По его мнению, Америка должна была разрушить коммуникации, идущие через центр Лаоса. В 1971 году американцы попытались это сделать, - но к тому времени мы вывели американские войска во Вьетнам, и в решение использовать авиации за пределами территории Вьетнама с трудом проходило через конгресс.
'С трудом проходило через конгресс' - классический киссинджеровский эвфемизм. Так он определяет огромной силы скандал, поднявшийся после бомбардировок Камбоджи. Для либералов, вроде Джона Керри, которые к тому времени только вернулись из Вьетнама, эти бомбы разрушили высокоморальный образ, на который претендовала Америка. В том же десятилетии ее моральный облик скатился еще ниже, когда страна с удовлетворением отреагировала на пиночетовский переворот в Чили и воцарение военной хунты в Аргентине.
В прошлом году профессор Джон Кейн (John Kane) написал в своем очерке для журнала Presidential Studies Quarterly, что при Киссинджере и Никсоне миф об исключительности Америки, который начал строить еще Вудро Вильсон (Woodrow Wilson), утверждая, что Америка - это добрая и сильная страна, и это дает ей право вмешиваться в дела других стран, 'скатился до твердолобого антикоммунизма': 'Это привело к тому, что отныне любой паршивый диктатор в любой стране мира знал, что ему обеспечена поддержка со стороны Соединенных Штатов, стоит только объявить себя борцом с коммунистами и открыть экономику для американского капитала'.
Именно поддержка, которую Киссинджер оказывал таким диктаторам, пересилила доводы о том, что он стоял за разрядкой международной напряженности, и привела к тому, что на него подали в суд в Штатах, во Франции и в Латинской Америке.
- Всегда все замечают, что такие дела [против меня] открываются, - жалуется он, - никто не замечает, когда она они закрываются.
А они действительно закрыты?
- Все дела, открытые в Америке, закрыты. А все дела за границей - а на самом деле это даже были не судебные иски, а информационные запросы - были удовлетворены, в том смысле, что американское правительство ответило на вопросы, которые задавали тамошние судьи, и новых вопросов не возникло.
Я ожидал, что Киссинджер начнет использовать в оправдание вторжения в Ирак те же ретроспективные аргументы, что и Тони Блэр (Tony Blair) - что после свержения тирана в любом случае дышать в мире стало легче, но Киссинджер не стал этого делать, хотя предполагать, что в его глазах права человека ровным счетом ничего не значат, было бы совершенно неправильно. Ведь, как он говорит, именно правительство Никсона ввело в американский внешнеполитический обиход понятие прав человека. В 1969 году, например, русским тихо дали понять, что, если они расширят возможности эмиграции для евреев, Америка будет считать это шагом к улучшению отношений. Тот же подход применялся и в Латинской Америке. Да, в 1976 году в Чили он произнес речь - весьма прохладно воспринятую - о том, что права человека - это 'и есть самое ценное в жизни человека'.
- Тогда я сказал Пиночету и аргентинским лидерам на дипломатическом языке следующее: 'В ваших же интересах улучшить ситуацию с соблюдением прав человека, потому что, если вы этого не сделаете, нам будет трудно помогать вам так, как мы бы хотели это делать. Но мы действительно не собираемся вас свергать'. На практике это означало, что мы прекратим оказывать им помощь.
В этом году были опубликованы рассекреченные документы времен Никсона и Форда, и в их числе всплыли отрывки из писем и бесед Киссинджера, из которых видно, что на самом деле он был гораздо более циничен. В частности, уже через несколько дней после того, как в 1970 году в Чили президентом был избран Сальвадор Альенде, он начал продвигать проект смены режима на том основании, что 'избрание народом марксистского правительства' может стать 'прецедентом' во всем остальном мире (поддержку же воспоследовавшего пиночетовского переворота он отрицает). Всплыл и еще один документ, в котором он уверял министра иностранных дел Аргентины в том, что Америка не будет чинить его режиму 'ненужных препятствий', если у того есть необходимость делать 'то, что нужно'.
Не боится ли он за то, что будут говорить о нем после смерти, когда в газетах появляются такие заголовки?
- Я боюсь не за то, что будут говорить обо мне после смерти, а за то, что говорят газеты каждый божий день, - почти шутит он. - Вы вспомните хотя бы, что я рассекретил 30 тысяч своих телефонных переговоров, а из этого числа скандал вызвало менее десятка, хотя недостатка в желающих найти в них такие сведения нет и не было. Если же вы проанализируете то, что нашли они, получится как раз то, о чем я говорю - мой подход к правам человека зависел от дипломатии, я пытался встроить эту концепцию в геополитику того периода.
Я совершенно уверен, что, будучи у власти, он даже помыслить себе не мог, что через тридцать лет кто-то будет требовать посадить его в тюрьму.
- Их меньшинство, и я не жалуюсь. По крайней мере, у меня есть возможность использовать свое хобби как профессию.
Если судить по уровню интеллекта, то Киссинджер не уступит ни одному государственному деятелю за прошедшее столетие. Если судить по принципу 'скажи мне, кто твой друг. . .', то сияющий образ будет уже здорово покороблен: Пиночет, Никсон, даже недавно публично опозоренный лорд Блэк Кроссхарбор, бывший владелец группы Telegraph, работа в совете директоров которой принесла Киссинджеру так много денег (Г. Киссинджер являлся членом совета директоров канадской компании Hollinger International, которой принадлежала газета The Daily Telegraph. Председатель совета директоров Hollinger International К. Блэк был признан виновным в незаконном получении от компании 7 миллионов долларов и вынужден был уйти в отставку - пер.).
О Блэке он говорил так:
- Я никогда не предаю друзей, но я не хотел бы знать о них многих вещей, которые узнал.
История решит, правильно ли Киссинджер выбрал время для того, чтобы поддержать Буша в самый важный для того час.
- Учитывая, как работает система в Америке', - считает он, смена правительства - будет означать, что в Вашингтоне все правительственные структуры будут практически парализованы в течение трех месяцев, и новому правительству нужно будет еще время, чтобы реорганизоваться и устояться, а также установить отношения с иностранными лидерами, которых будет великое множество, и все будут бороться за приоритетный характер отношений. Так что, хотя я поддерживаю Буша просто потому, что считаю, что он лучше, сейчас совсем не хорошее время для перехода от одной системы к другой.
С этим американцы могут и поспорить. В нехорошие времена, скажут они, тем более важно, чтобы люди имели право выбрать не того, кто привычнее, а того, кто лучше. Но, знаете, с холодным прагматизмом Киссинджера трудно спорить. Трудно, как всегда.
